Цитаты со словом "языку"

Моя личная трагедия, которая не может, которая не должна быть чьей-либо ещё заботой, состоит в том, что мне пришлось оставить свой родной язык, родное наречие, мой богатый, бесконечно богатый и послушный русский язык, ради второсортного английского.

«Язык, что паутина: слабые и тщеславные умы цепляются за слова и запутываются в них, а сильные легко сквозь них прорываются» (О теле. – Соч., т. 1. М., 1989, III, 8).

Язык — худшая часть худшего слуги.

Музыка — универсальный язык человечества.

Музыка является универсальным языком человечества - поэзия их универсальным занятием и упоением.

Не моря разделяют народы, а невежество, не различие языка, а враждебные отношения.

Гибок язык человека; речей для него изобильно
Всяких; поле для слов и сюда и туда беспредельно.

Гибок язык человека; речей в нем край непочатый.

Было стремление придумать новое расположение слов на странице, которое бы отражало развитие живого, разговорного, настоящего языка, а не старого, литературного.

Язык похож на надтреснутый котёл, по которому мы выстукиваем мелодии, звучащие так, как будто они предназначены для танцев медведя, между тем как мы бы хотели тронуть ими звезды.

Срежь Сплетне голову — язык живет.

Перевести произведение с одного языка на другой — все равно что снять с него кожу, перевезти через границу и там нарядить в национальный костюм.

В Америке я имел глупость выучить язык на уровне понимания акцентов. А следовательно, и идиотизма. То, что делает Мадонна, называется blonde from the valley – «блондинка из долины». По-русски – пэтэушница. Она пэтэушница и на сцене, и в жизни. Но местным вечным девственникам она кажется даже сексуальной. А я, когда вижу чью-то маму, танцующую на шесте, у меня портится аппетит. Люди должны понимать, кому надо у пилона стоять, а кому – крестиком вышивать.

Я не могу ничего сказать президенту Владимиру Путину, но думаю, что если он хочет исправить ситуацию, если он хочет, чтобы стало лучше, то всегда нужно находить общий язык с теми, кто с ним не согласен, разговаривать с ними.

Ни один американский офицер не делал больше для своего продвижения: прошения; ужины в честь военного министра, вице-президента и приезжающих с визитом генералов; телефонные звонки; рекламные акции; даже содержание лошадей в Вашингтоне для того, чтобы мистер Стимсон и другие могли прокатиться на них. Но никто не заботился больше о своих солдатах, чем Джордж Паттон, которого всегда в дождь и стужу, в палящий зной видели рядом с ними и который следил, чтобы они были обеспечены лучшим питанием и медицинским обслуживанием, который слушал, слушал, слушал их и который говорил с ними на одном языке...

Я пою на чужом языке.
Нет, эта песня не о любви.

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий.

Любой может сказать: «В нас живы великие заветы Гуса», — но у кого повернется язык сказать: «Во мне живы великие заветы Гуса»?

Мы используем звуки для создания музыки, как мы используем слова, чтобы создать язык.

Мораль не имеет ничего общего с религией. Религия не только не служит основой морали, но скорее враждебна ей. Истинная мораль должна быть основана на природе человека. Мораль религиозная всегда будет зиждиться только на химерах и произволе тех людей, которые наделяют Бога языком, часто в корне противоречащем и природе, и разуму человека.

Язык, который умудрен знаниями, не будет запинаться.

Прежде всего приучись сдерживать язык.

Если собираешься жениться, то прежде разузнай, каков язык той женщины, которую ты выбрал себе в жены. Языкастая жена — это сущий ад.

Труднее всего научиться общему языку.

Не умея держать в руке топор — дерева не отешешь, а не зная языка хорошо — красиво и всем понятно — не напишешь.

Язык — это оружие литератора, как ружьё — солдата. Чем лучше оружие — тем сильнее воин...

Русский язык достаточно богат, но у него есть свои недостатки, и один из них — шипящие звукосочетания: -вши, -вша, -вшу, -ща, -щей. На первой странице вашего рассказа вши ползают в большом количестве: прибывшую, проработавший, говоривших. Вполне можно обойтись и без насекомых.

От малой искры до пожара людей язык доводит...

Невоздержанный язык — худшее из зол.

При дворе надо быть двуличной и иметь раздвоенный язык.

Границы моего языка означают границы моего мира.

Если русские желают, чтобы мы [американцы] считали их цивилизованными людьми, почему они не говорят на языке цивилизованных наций?

Главное достоинство языка — в ясности.

Светлая голова и светлое сердце всегда составляют грозную комбинацию. А когда ты добавляешь к этому острый язык или карандаш, получается что-то очень гремучее.

Если вы разговариваете с человеком на языке, который он понимает, вы обращаетесь к его разуму. Если вы разговариваете с ним на его языке, вы обращаетесь к его сердцу.

Значительная часть недоразумений возникает у людей от невоздержанности языка.

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

В языке, нам знакомом, мы подменили непроницаемость звуков прозрачностью идей. Но незнакомый нам язык - запертый дворец...

Наиболее страшные слова в английском языке: «Я из правительства, и я здесь, чтобы помочь».

Как у океана, у неё есть свой язык, язык сильный, звучный, святой, молитвенный! Едва проснётся день, как уже со всех её златоглавых церквей раздается согласный гимн колоколов ... и мнится, что бестелесные звуки принимают видимую форму, что духи неба и ада свиваются под облаками в один разнообразный, неизмеримый, быстро вертящийся хоровод!

Бывало ли такое, чтобы две молчаливые души, такие непохожие, так подошли друг другу? Конечно, мы часто чувствуем одинаково, но даже когда мы ощущаем что-то по-разному, мы все таки понимаем друг друга, хоть у нас нет общего языка. Нам не нужны слова, произнесенные вслух. Мы для этого слишком непонятны и загадочны.

Не только во имя добра, но и во имя зла язык сделал нас людьми. Лишённые языка, мы были бы такими, как собаки или обезьяны. Обладая языком, мы являемся людьми — мужчинами и женщинами, одинаково способными как на преступление, так и на интеллектуальные достижения, недоступные ни одному животному, но в то же время часто на такую глупость и идиотизм, которые и не снились ни одному бессловесному зверю.

Рама эта имела двадцать квадратных футов и помещалась посредине комнаты. Поверхность ее состояла из множества деревянных дощечек, каждая величиною в игральную кость, одни побольше, другие поменьше. Все они были сцеплены между собой тонкими проволоками. Со всех сторон каждой дощечки приклеено было по кусочку бумаги, и на этих бумажках были написаны все слова их языка в различных наклонениях, временах и падежах, но без всякого порядка. Профессор попросил меня быть внимательнее, так как он собирался пустить в ход свою машину. По его команде каждый ученик взялся за железную рукоятку, которые в числе сорока были вставлены по краям рамы, и быстро повернул ее, после чего расположение слов совершенно изменилось. Тогда профессор приказал тридцати шести ученикам медленно читать образовавшиеся строки в том порядке, в каком они разместились в раме; если случалось, что три или четыре слова составляли часть фразы, ее диктовали остальным четырем ученикам, исполнявшим роль писцов.

Беглость речи у многих мужчин и у большей части женщин обыкновенно проистекает из скудости тем и скудости слов, ибо тот, кто хорошо владеет языком и чья голова полна мыслей, склонен в разговоре осторожно выбирать то и другое, тогда как обычные болтуны обладают всего лишь одним набором мыслей и одним набором слов, в которые они эти мысли облекают и которые всегда вертятся у них на языке. Так легче выйти из церкви, когда она почти опустела нежели пробиться сквозь толпу, теснящуюся у дверей.

Беглость речи проистекает от недостатка мозгов и слов, ибо всякий, владеющий языком и умеющий собраться с мыслями, будет вынужден, рассуждая, останавливаться, дабы подбирать подходящие слова и мысли; напротив, пустые болтуны держат в голове однотипный набор идей, который и выражают однотипным набором слов.

Философия написана в величайшей книге, которая всегда открыта перед нашими глазами (я разумею Вселенную), но её нельзя понять, не научившись сначала понимать её язык, и не изучив буквы, которыми она написана. А написана она на математическом языке, и её буквы — это треугольники, дуги и другие геометрические фигуры, без каковых невозможно понять по-человечески её слова, без них — тщетное кружение в тёмном лабиринте.

Перед нами предстаёт человек незаурядной воли, ума и мужества, способный в качестве представителя рационального мышления выстоять против тех, кто, опираясь на невежество народа и праздность учителей в церковных облачениях и университетских мантиях, пытается упрочить и защитить своё положение. Необычайное литературное дарование позволяет ему обращаться к образованным людям своего времени на таком ясном и выразительном языке, что ему удаётся преодолеть антропоцентрическое и мифическое мышление своих современников и вновь вернуть им объективное и причинное восприятие космоса, утраченное с упадком греческой культуры.

Природа говорит на языке математики.

Математика — это язык, на котором написана книга природы.

А если спросить грубо материалистически: что даёт поэзия?
— Поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но, скорее, наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства, — речь, то поэзия — высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей. Отказываясь от неё, мы обрекаем себя на низшие формы общения, будь то политика, торговля и т. п. В общем, единственный способ застраховаться от чужой — если не от своей собственной — пошлости. К тому же поэзия — это колоссальный ускоритель сознания, и для пишущего, и для читающего. Вы обнаруживаете связи или зависимости, о существовании которых вы и не подозревали, данные в языке, речи. Это уникальный инструмент познания.

Когда я читаю прозу, меня интересует не сюжет, не новеллистика, а просто литература, писание. Всегда следует разграничивать, с кем вы имеете дело — с автором романа или с писателем. В счастливых случаях имеет место совпадение. Но слишком часто роман становится целью писателя. В то время как целью писателя должно быть нечто иное: выражение мироощущения посредством языка. А вовсе не посредством сюжета.

Я не думаю, что кто бы то ни было может прийти в восторг, когда его выкидывают из родного дома. Даже те, кто уходят сами. Но независимо от того, каким образом ты его покидаешь, дом не перестает быть родным. Как бы ты в нём – хорошо или плохо – ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дёгтем. Россия – это мой дом, я прожил в нём всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и её народу. И – главное – её языку.

Поэзия и литература вообще определяется не географией, а языком, на котором она создается.

Когда пишешь на своем языке в чужом государстве, начинают происходить странные вещи. Внезапно возникает множество страхов — забываешь это, забываешь то. Когда ищешь рифму и не находишь ее, то спрашиваешь: Господи, что происходит? Может быть, рифмы не существует, или я что-то забыл? Такие вещи случаются.

Вообще, старайтесь уважать жизнь не только за её прелести, но и за её трудности. Они составляют часть игры, и хорошо в них то, что они не являются обманом. Всякий раз, когда вы в отчаянии или на грани отчаяния, когда у вас неприятности или затруднения, помните: это жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке. Иными словами, старайтесь быть немного мазохистами: без привкуса мазохизма смысл жизни неполон.

Конечно, когда мы говорим «романтический герой», то это вовсе не Чайльд Гарольд, не Печорин. На самом деле — это сам поэт. Это Байрон, Лермонтов. Оно, конечно, прекрасно, что они так жили, но ведь чтобы эту традицию поддерживать, требуется масса вещей: на войну пойти, умереть рано, чёрт знает что ещё! Ибо при всём разнообразии жизненных обстоятельств автора, при всей их сложности и так далее вариации эти куда более ограничены, нежели продукт творчества. У жизни просто меньше вариантов, чем у искусства, ибо материал последнего куда более гибок и неистощим. Нет ничего бездарней, чем рассматривать творчество как результат жизни, тех или иных обстоятельств. Поэт сочиняет из-за языка, а не из-за того, что «она ушла».

Мне кажется, что язык лежит в основе вашего видения человеческой истории как процесса, который стремительно себя изживает. Вы полагаете, что история вот-вот упрется в некий безвыходный тупик?
— Не исключено. Я вообще не очень склонен разъяснять собственные взгляды. В этом есть какая-то нескромность, как во всякой самооценке. К тому же я не думаю, что человек способен беспристрастно судить о себе и тем более о собственном творчестве. Но в самом общем виде я сказал бы так: меня занимает прежде всего природа Времени. Мне интересно Время само по себе. И что оно делает с человеком. Мы ведь видим в основном это проявление Времени, глубже нам проникнуть не дано.

Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна.

Губят тебя твои же концептуальные и аналитические замашки, например, когда при помощи языка анатомируешь свой опыт и тем лишаешь сознание всех благ интуиции.

И я думаю, сегодня множество механизмов участвует в разрушении языка, в ослаблении нашей способности выражать свои мысли. Легко винить в этом телевидение, бульварные газеты и так далее. Но я считаю, что проблема гораздо глубже и гораздо опаснее. Просто потому, что нас становится все больше и больше, а из-за этого мы... как бы сказать?., мы обращаем все меньше внимания друг на друга.

Поэзия — это не «лучшие слова в лучшем порядке», это высшая форма существования языка.

Путь от головы к перу намного длиннее и труднее, нежели путь от головы к языку.

Слово «быть» (sein) обозначает на немецком языке и существование, и принадлежность кому-то.

Всё же Эзоп недосчитал, когда ему велели принести с базара самую лучшую и самую худшую вещи. Не язык нужно было взять, а мозги. Обидно, что социальное разделение функций, которому мы, собственно, и обязаны прогрессом, сыграет с нами теперь такую злую шутку, что именно из-за него день пятый ― день чудовищ ― так и не сменится шестым днём, днём сотворения человека...

Язык — одежда мыслей.

Кто сказал, что нет на свете верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!

Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда. Но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются.

Пока большинство учёных слишком заняты развитием новых теорий, описывающих, что есть Вселенная, и им некогда спросить себя, почему она есть. Философы же, чья работа в том и состоит, чтобы задавать вопрос «почему», не могут угнаться за развитием научных теорий. В XVIII в. философы считали всё человеческое знание, в том числе и науку, полем своей деятельности и занимались обсуждением вопросов типа: было ли у Вселенной начало? Но расчёты и математический аппарат науки XIX и XX вв. стали слишком сложны для философов и вообще для всех, кроме специалистов. Философы настолько сузили круг своих запросов, что самый известный философ нашего века Витгенштейн по этому поводу сказал: «Единственное, что ещё остаётся философии, — это анализ языка». Какое унижение для философии с её великими традициями от Аристотеля до Канта!

Великий писатель, хотя бы и очень самобытный, заимствует больше, нежели сочиняет сам: язык, на котором он пишет, — не его изобретение; форма, в которую он отливает свою мысль — ода, комедия, повесть — созданы не им; даже самая его мысль подсказана ему со всех сторон; краски ему уже даны: он привносит только оттенки. Будем разумны и согласимся, что наши произведения далеко не всецело принадлежат нам. Они зреют в нас, но корни их — в питающей нас почве.

Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; всё зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название драгоценнее самой вещи.

Язык и золото — вот наш кинжал и яд.

Мой язык имеет свойство втягивать меня в неприятности: когда меня обижают, я иду к нашему барабанщику и прошу его за меня заступиться...

Молчи, мой язык, говорить больше не о чем.

Держи язык за зубами, если не можешь предложить что-то взамен того, что тебе не нравится.

Что бы ты ни делал для своих детей, в определенном возрасте они упрекнут тебя за это. Единственное, на чем нужно настаивать, так это на изучении иностранных языков. Это они тебе простят.

Для казахов знание государственного языка должно стать обязательным требованием.

В современном мире выиграет не тот, кто держится за когда-то полученные знания, а тот, кто умеет учиться всю жизнь. Меня в университете не учили, как стать президентом. Чтобы быть им и выдерживать требования времени, приходится учиться и днём, и ночью, и всегда. Запомните, кто готов к изменениям, тот выиграет. Кто говорит на одном языке с исследователями, инвесторами, тот выиграет.

Для нас нет ценнее исторического наследия, чем родной язык. Следовательно, нет и долга выше, чем дорожить им как своей жизнью.

Но какова ни была бы их судьба, а она печальна, что бы ни ожидало их в будущем — их страна всегда должна оставаться одной из самых интересных на всем земном шаре; и уже самый их язык, быть может, требует только большего изучения, чтобы получать все больше привлекательности... Если писание правильно толкуется, то рай был расположен именно в Армении, которая заплатила также дорого, как и потомки Адама вообще, за мимолетное участие ее почвы в блаженстве того, кто был создан из ее праха; там начала спадать вода после потопа и вылетел голубь. Но почти что с исчезновением рая начались и несчастия страны, потому что хоть она долгое время была могущественным царством — она редко была независима; персидские сатрапы и турецкие паши в равной степени содействовали разорению того края, где бог создал человека по своему образу и подобию.

Там где слова бессильны, является во всеоружии своём более красноречивый язык, музыка.

Как красив русский язык! Все преимущества немецкого без его ужасной грубости.

Дух языка отчётливее всего выражается в непереводимых словах.

Насмешка — язык дьявола.

Половина проблемы современного человека состоит в том, что он обучен понимать иностранные языки и неправильно понимать иностранцев.

Пока! Я пошёл в институт почесать язык

Существует святость в слезах. Они не знак слабости, а силы. Они говорят красноречивее, чем десять тысяч языков. Они являются посланниками, подавляющими горе, глубокого раскаяния и неслыханной любви.

Русский язык нужно уважать, а не играть с ним.

Был первым в мире создан разум наш,
Он – страж души, трех стражей
верный страж,
Те трое суть язык, глаза и уши:
Чрез них добро и зло вкушают души.

Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли.

Разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов.

Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и, слава Богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин также глубочайших исследований. Альфиери изучал итальянский язык на флорентийском базаре: не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком.

Все говорили о близкой войне и сколько помню, довольно легкомысленно. Подражание французскому тону времен Людовика XV было в моде. Любовь к отечеству казалась педанством. Тогдашние умники превозносили Наполеона с фанатическим подобострастием и шутили над нашими неудачами. К несчастию, заступники отечества были немного простоваты; они были осмеяны довольно забавно и не имели никакого влияния. Их патриотизм ограничивался жестоким порицанием употребления французского языка в обществах, введения иностранных слов, грозными выходками противу Кузнецкого моста и том[у] подоб[ным]. Молодые люди говорили обо всём русском с презрением или равнодушием и, шутя, предсказывали России участь Рейнской конфедерации. <...

Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.

У меня никогда не было ни малейших сомнений: мой мужчина должен быть самым красивым, самым умным, самым состоявшимся. Или по крайней мере демонстрировать все необходимые для этого задатки. Потому что я заслуживаю самого лучшего, что есть на этом свете. Я вышла замуж тогда, когда я встретила мужчину... не то чтобы даже своей мечты. Я никогда не мечтала о мужчинах. Я мечтала о том, чтобы быть в своем деле лучше всех, о том, чтобы у меня получилось, например, лучше всех выучить английский язык. Я была уверена, что это мужчины должны мечтать обо мне. И когда я встретила самого лучшего из них, я, разумеется, я сразу же вышла за него замуж.

США инвестируют в Латинскую Америку огромные деньги, но у них не получилось то, что мы сделали без единого цента. Мы меняем их язык, их музыку, их еду, их любовь, их образ мыслей. Мы влияем на Соединенные Штаты так, как они хотели бы влиять на нас.

Вот и Бисиу! Он тоже к нам примкнёт: без него нам ничто ен мило. Без него и шампанское склеивает язык, и всё кажется пресным, даже перец эпиграмм.

Жизнь поучает и дает совет,
Нас наставляя мудро и сурово.
Завидуешь ты людям, а они
Тебе во всем завидовать готовы.
Молчаньем в гневе сковывай язык,
Иначе ноги закуют в оковы.

Мне жизнь дала совет на мой вопрос в ответ –
Подумав, ты поймешь, что вся-то жизнь – совет:
«Чужому счастью ты завидовать не смей,
Не сам ли для других ты зависти предмет?»
Еще сказала жизнь: «Ты сдерживай свой гнев.
Кто развязал язык, тот связан цепью бед».

С тех пор как существует мирозданье,
Такого нет, кто б не нуждался в знанье.
Какой мы ни возьмём язык и век,
Всегда стремится к знанью человек.

В той же мере, в какой люди должны бояться злого языка остроумца, остроумец должен бояться людской памяти.

Человек, отправляющийся в путешествие в страну, языка которой не знает, собственно, отправляется в школу, а не в путешествие.

Добродетель и мудрость без знания правил поведения подобны иностранным языкам, потому что их в таком случае обычно не понимают.

Природа подчиняется лишь тому, кто говорит на ее языке.

Я могу сказать «нет» на двенадцати языках. Для женщины этого вполне достаточно.

Злоречивый язык выдает безрассудного.

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!

Берегите чистоту языка, как святыню! Никогда не употребляйте иностранных слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее нас.

Крепче всех держит язык за зубами тот, кому их выбили.

Ничто так не укорачивает жизнь, как длинный язык и длинные очереди.

Язык простонародья как маятник между жрать и срать.

Семья... Да, скучно, да, скудно, да, сердце не бьётся... Не лучше ли: друг, любовник? Но, поссорившись с братом, я всё-таки вправе сказать: «Ты должен мне помочь, потому что ты мой брат... (сын, отец...)» А любовнику этого не скажешь — ни за что — язык отрежешь.

Для изучения языка гораздо важнее свободная любознательность, чем грозная необходимость.

Опыт слишком часто доказывает нам то, что люди ни над чем так мало не властны, как над языком своим.

Никакое слово недостаточно для того, чтобы по достоинству изобразить любовь, так как она не земного, но небесного происхождения... даже язык Ангелов не в состоянии в совершенстве исследовать её, так как она беспрерывно исходит из великого разума Божия.

Пресыщения исчезает в самой гортани и не способно идти далее вместе с пищею, потому что лишь только пройдет чрез язык, уже теряют сладость.

Языку назначим некоторые правила и пределы, так чтобы наперед взвешивать выражения и потом уже произносить слова, а мысль приучим не вымышлять ничего вредного, а если что-нибудь подобное привзойдет извне, отвергать это, как излишнее и могущее повредить.

Любовь есть глава, корень, источник и мать всех благ... без нее все прочее не приносит нам никакой пользы, она есть знак учеников Господа, отличительное свойство рабов Божиих, признак апостолов. По тому узнают все, – говорит Господь, – что вы мои ученики (Ин. 13, 35). Что же, скажи мне, значит по тому? По воскрешению ли мертвых, или по очищению прокаженных, или по изгнанию бесов? Нет, говорит Он и, умалчивая обо всем этом, присовокупляет: по тому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою. Такие дела суть дары одной вышней благодати, а любовь есть добродетель, зависящая и от человеческого усердия. Человека доблестного обыкновенно отличают не столько дары, посылаемые свыше, сколько заслуги собственных трудов. Поэтому Христос и говорит, что его ученики узнаются не по знамениям, а по любви. Когда есть любовь, то стяжавший ее не имеет недостатка ни в какой части любомудрия,но обладает всецелой, всесовершенной и полной добродетелью, равно как без нее он лишается всех благ. Поэтому и Павел восхваляет и превозносит ее, или, вернее сказать, сколько бы он ни говорил, никогда не в состоянии вполне выразить ее достоинства. Что может сравниться с той, которая заключает в себе пророков и весь закон и без которой ни вера, ни знание, ни ведение Тайн, ни само мученичество и ничто другое не может спасти того, кто достиг всего этого? Если, – говорит апостол, – отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в этом никакой пользы (1 Кор. 13, 3). И еще в другом месте объясняя, что любовь больше всего и есть глава всех благ, он сказал: хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится... пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше (1 Кор. 13, 8, 13).

Не говори мне, что такой-то восседает на колеснице, высоко поднимает брови и окружен толпой телохранителей... Нет, покажи мне отличие начальника не в этом, но в его состоянии по душе, то есть управляет ли он своими страстями, побеждает ли недуги [сердца] : например, обуздывает ли пристрастие к деньгам, укрощает ли ненасытимую любовь плотскую, не сохнет ли от зависти, не возмущается ли сильной страстью тщеславия, не боится ли и не трепещет ли бедности или неблагоприятной перемены, не умирает ли от этого страха. Такого покажи мне начальника: вот это — власть. Но если он, управляя людьми, сам раболепствует страстям, о таком я скажу, что это раб больше всех людей... А кто сбросил с себя эту власть, не увлекается злыми пожеланиями и не страшится, не трепещет безрассудно нищеты и бесславия и прочих неприятностей настоящей жизни, того, хоть он одет в рубище, сидит в тюрьме и закован в цепи, назову начальником, и свободным, и царственнее царей. Такая власть не покупается за деньги и не имеет завистников, ее не знают ни язык злоречивого, ни глаз зложелателя, ни ухищрения коварных, нет, живя как бы в неприступном убежище любомудриия, она всегда остается неодолимой и не уступает не только другим обстоятельствам, но и самой смерти. Это доказывают мученики: тела их разрушились и обратились в прах и пыль, но власть каждый день живет и действует: прогоняет демонов, искореняет недуги, возбуждает целые города и ведет сюда [в церковь] народ. Сила этой власти не только при жизни обладающих ею, но и по смерти такова, что не по принуждению, а по доброй воле и с охотой все идут сюда и нисколько не утомляются продолжительностью

Любовь есть глава, корень, источник и мать всех благ... без нее все прочее не приносит нам никакой пользы, она есть знак учеников Господа, отличительное свойство рабов Божиих, признак апостолов. По тому узнают все, — говорит Господь, — что вы мои ученики (Ин. 13, 35). Что же, скажи мне, значит по тому? По воскрешению ли мертвых, или по очищению прокаженных, или по изгнанию бесов? Нет, говорит Он и, умалчивая обо всем этом, присовокупляет: по тому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою. Такие дела суть дары одной вышней благодати, а любовь есть добродетель, зависящая и от человеческого усердия. Человека доблестного обыкновенно отличают не столько дары, посылаемые свыше, сколько заслуги собственных трудов. Поэтому Христос и говорит, что его ученики узнаются не по знамениям, а по любви. Когда есть любовь, то стяжавший ее не имеет недостатка ни в какой части любомудрия,но обладает всецелой, всесовершенной и полной добродетелью, равно как без нее он лишается всех благ. Поэтому и Павел восхваляет и превозносит ее, или, вернее сказать, сколько бы он ни говорил, никогда не в состоянии вполне выразить ее достоинства.
Что может сравниться с той, которая заключает в себе пророков и весь закон и без которой ни вера, ни знание, ни ведение Тайн, ни само мученичество и ничто другое не может спасти того, кто достиг всего этого? Если, — говорит апостол, — отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в этом никакой пользы (1 Кор. 13, 3). И еще в другом месте объясняя, что любовь больше всего и есть глава всех благ, он сказал: хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится... пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше

Будем благодарить Бога во всех случаях, ибо в этом и состоит благодарение. Благодарить в счастье — легко, здесь сущность дела побуждает к тому, достойно удивления то, если мы благодарим, находясь в крайних обстоятельствах. Если мы за то благодарим, за что другие богохульствуют, от чего приходят в отчаяние, — смотри, какое здесь любомудрие: во-первых, ты возвеселил Бога, во-вторых, посрамил диавола, в-третьих, показал, что все случившееся ничто. В то самое время, когда ты благодаришь и Бог отъемлет печаль, и диавол отступает. Если ты приходишь в отчаяние, то диавол, как достигший, того чего хотел, стал возле тебя, а Бог, как оскорбленный хулой, оставляет тебя и увеличивает твое бедствие. Если же ты благодаришь, то диавол, как не получивший никакого успеха, отступает, а Бог, как принявший честь, в возмездие награждает тебя большей честью. И не может быть, чтобы человек, благодарящий в несчастье, страдал. Душа его радуется, делая благое, в то же время совесть веселится, — она услаждается своими похвалами, а душе веселящейся нельзя быть печальной... Нет ничего святее того языка, который в несчастьях благодарит Бога. Он поистине ничем не отличается от языка мучеников и получает такой же венец, как и те. Ибо и у него стоит палач, принуждающий отринуть Бога богохульством, стоит диавол, терзающий мучительными мыслями, помрачающий душу скорбью. Итак, кто перенес скорбь и благодарил Бога, тот получил венец мученический. Если, например, болеет дитя, а мать благодарит Бога, это венец ей. Не хуже ли всякой пытки скорбь ее? Однако же она не заставила ее сказать жестокое слово. Умирает дитя — мать опять благодарит Бога. Она дщерью Авраама сделалась. Хотя она не заклала дитяти своей рукой, но радовалась над закланной жертвой, а это все равно: она не скорбела, когда брали у нее дар Божий.

Научим свой язык носить узду и не произносить просто все, что есть в душе, не порицать братьев, не угрызать и не пожирать друг друга. Гораздо хуже кусающих тело те, которые делают это словами. Первые кусают зубами тело, а последний угрызает словами душу, наносит рану неисцельную.

Язык дружбы - не слова, а смыслы.

Послушай, душа моя! Я и сам признаюсь, что точно не знаю. А если тебе понравятся мои мысли, так поговорим откровеннее. Ты ведь без сомнения знаешь, что называемое нами око, ухо, язык, руки, ноги и все наше внешнее тело само собою ничего не действует и ни в чем. Но все оно порабощенно мыслям нашим. Мысль, владычица его, находится в непрерывном волнении день и ночь. Она то рассуждает, советует, определение делает, понуждает. А крайняя наша плоть, как обузданный скот или хвост, поневоле ей последует. Так вот видишь, что мысль есть главная наша точка и средняя. А посему-то она часто и сердцем называется. Итак, не внешняя наша плоть, но наша мысль

Вовсе не обязательно соглашаться с собеседником, чтобы найти с ним общий язык.

Беспорядки — это язык невыслушанных.

Соседку, злее, чем голодный пес,
Послал мне бог, вернее — черт принес. Она бранится, устали не знает,
Тихоню-мужа доводя до слез. Порою он несмело отвечает,
Она кулак бедняге тычет в нос. Когда же он смиренно замолкает,
Она кричит: «Иль твой язык прирос?» Мы все под богом; кто не обижает
Людей, нам близких, в шутку иль всерьез, Ведь без шипов и розы не бывает,
Беда, коль есть шипы, но нету роз!

Я видел город, город был велик.
Там люди жили, злые на язык. Они всегда друг друга поносили,
Там и юнец бранился и старик. В том городе кричали и вопили
И чудно жили под всеобщий крик.

Из песен остаётся на века
Скорее песня та, что коротка.
Порой навечно людям остается
С коротким изречением строка.
В коротком слове мудрость к нам пробьётся,
Хоть век назад слетела с языка.

Поговорить собрались знатоки,
Весь день не унимались языки. Средь мудрецов, согласно повеленью,
Сидел и я, желанью вопреки. Но вот сказали мне: «Свое сужденье
О том, что ты услышал, изреки!» Сказал я: «Слышу мельницы движенье,
Шум вала и течения реки. Мне видно жерновов круговращенье,
Одно обидно: не видать муки!»

Изрек один мудрец, седой старик:
— Три правила на свете я постиг.
Во-первых, не рассчитывай на дружбу
Людей богатых и земных владык. Во всем, что дел касается серьезных,
Не доверяйся женам ни на миг. И полагая, что берешь для пробы,
Себе не капай яда на язык.

С толпою приближенных,
Со свитой стражей конных
На вороных конях,
Объезд краев исконных
Свершал великий шах. «Будь славен, шах великий»,
Кругом кричал народ,
И лезли все вперед,
Чтоб пасть перед владыкой, Один дервиш убогий
На всех не походил.
Сидел он у дороги,
Безмолвие хранил. И самый именитый
Придворный блюдолиз
Вдруг, отделясь от свиты,
Над стариком навис: «Коль ты, молчальник кроткий, Безмолвствовать привык,
Так выдерут из глотки
Ненужный твой язык!» И шах — правитель строгий —
Остановил коня: «Ты почему, убогий,
Не падаешь мне в ноги,
Приветствуя меня!» Дервиш ответил внятно:
«Мой шах, ты знаешь сам —
Случалось попадать нам
Под власть к твоим врагам. И вся толпа, бывало,
Нимало не скорбя,
Твоих врагов встречала
Не хуже, чем тебя. Тебя я не в гордыне
Молчанием встречал,
Безмолвствовавший ныне,
Я и тогда молчал. Любовь не расцветает
Там, где таится страх,
Она не на устах,
А в сердце обитает. И если только силой
Ты в силах управлять,
Казни меня, не милуй,
Ты властен убивать!» Но шах, смягчившись, прежде,
Чем кликнуть палача,
Дал нищему одежды
Со своего плеча. Придворных озадачил,
Когда он не льстеца, —
Молчальника назначил
Советником дворца. С тех пор судил и правил
Добром великий шах.
Народ владыку славил,
Но славил не за страх. Шах до скончанья века
Благословлял тот час,
Когда он Человека
Себе на счастье спас. И думал шах в смущеньи:
«Ни раб, ни аксакал,
Сей нищий уваженье
Мне под ноги постлал». И понял шах великий,
Что мерят лишь рабы
Достоинства владыки
Покорностью толпы.

Язык — это тело мышления.

Одиночество. Да, это ключевое слово, самое ужасное слово в английском языке. "Убийство" - в подмётки не годится, а "Ад" - всего лишь слабый синоним.

Будучи трезвым, претворите в жизнь все свои пьяные обещания — это научит вас держать язык за зубами.

Мы так много путешествуем, что моя старшая дочь знает четыре языка: итальянский, французский, английский и португальский.

Лишь усвоив в возможном совершенстве первоначальный материал, то есть родной язык, мы в состоянии будем в возможном же совершенстве усвоить и язык иностранный, но не прежде.

Немецкий язык в сущности богат, но в немецкой разговорной речи мы пользуемся только десятой долей этого богатства; таким образом, фактически мы бедны словом.

Горжусь, что в мировом переполохе,
в метаниях от буйности к тоске —
сознание свихнувшейся эпохи
безумствует на русском языке.

С чем сравнить язык в устах человека? Это ключ сокровищницы; когда дверь заперта, никто не может знать, что там: драгоценные ли камни или только ненужный хлам?

Молчаливо сидящий в углу, прикусивши язык,
Лучше тех, кто язык за зубами держать не привык.

Но если нужно, как булатный меч,
Язык мой может жизнь врага пресечь.

Не о конях, ристалищах и славе,
Скажу о мудрости и добром нраве.
Враг твой – в тебе; он в существо твоем,
Зачем другого числишь ты врагом?
Кто победит себя в борьбе упрямой,
Тот благородней Сама и Рустама.
Не бей в бою по головам людей,
Свой дух животный обуздать сумей.
Ты правь собой, как Джам смятенным миром.
Пусть будет разум у тебя вазиром.
В том царство хор несдержанных страстей
Сравню с толпой вельмож и богачей.
Краса державы – мудрость и смиренье,
Разбойники – порывы вожделенья.
Где милость шаха злые обретут,
Там мудрецы покоя не найдут.
Ведь алчность, зависть низкая и злоба,
Как в жилах кровь, в тебе живут до гроба.
Коль в силу эти вес враги войдут,
Они восстанут, власть твою сметут.
Но страсть, как дикий зверь в плену, смирится,
Когда могуча разума десница.
Ведь вор ночной из города бежит,
Где стража ночи бодрая не спит.
Царь, что злодеев покарать не может,
Своей державой управлять не может.
Но полно говорить, ведь все равно,
Что я сказал, до нас говорено.
Держи смиренно ноги под полою,
И ты коснешься неба головою.
Эй, мудрый, лучше ты молчи всегда,
Чтоб не спросили много в день Суда.
А тот, кто тайну подлинную знает,
Слова, как жемчуг, изредка роняет.
Ведь в многословье праздном смысла нет,
Молчащий внемлет мудрого совет.
Болтун, который лишь собою дышит,
В самозабвенье никого не слышит.
Слов необдуманных не изрекай,
В беседе речь других не прерывай.
Тот, кто хранит молчанье в шумных спорах,
Мудрее болтунов, на слово скорых.
Речь – высший дар; и, мудрость возлюбя,
Ты глупым словом не убей себя.
Немногословный избежит позора;
Крупица амбры лучше кучи сора.
Невежд болтливых, о мудрец, беги,
Для избранного мысли сбереги.
Сто стрел пустил плохой стрелок, все мимо;
Пусти одну, но в цель неуклонимо.
Не знает тот, кто клевету плетет,
Что клевета потом его убьет.
Ты не злословь, злословия не слушай!
Ведь говорят, что и у стен есть уши.
Ты сердце, словно крепость, утверди
И зорко за воротами следи.
Мудрец закрытым держит рот, он знает,
Что и свеча от языка сгорает.

«Циник» — слово греческое, в переводе на твой язык значащее: свинья, желающая, чтобы весь свет знал, что она свинья.

Женщина усваивает скоро языки, потому что в голове у нее много пустого места. Надо воспитать женщину так, чтобы она умела сознавать свои ошибки, а то, по её мнению, она всегда права.

Во все времена богатство языка и ораторское искусство шли рядом.

Выходит так, как будто чем богаче язык, тем выше культура. А по-моему, наоборот: чем выше культура, тем богаче язык. Количество слов и их сочетаний находится в самой прямой зависимости от суммы впечатлений и представлений: без последних не может быть ни понятий, ни определений, а стало быть, и поводов к обогащению языка.

Берегись изысканного языка. Язык должен быть прост и изящен.

Вот бывают же такие люди, которым язык так и чешется задать вопрос: «Сложно ли вам живется без мозгов?»

Фаина, — спрашивала её старая подруга, — как ты считаешь, медицина делает успехи?
— А как же. В молодости у врача мне каждый раз приходилось раздеваться, а теперь достаточно язык показать.

Известно, что Раневская позволяла себе крепкие выражения, и когда ей сделали замечание, что в литературном русском языке нет слова «жопа», она ответила — странно, слова нет, а жопа есть...

Для познания нравов какого ни есть народа старайся прежде изучить его язык.

Я полагаю – и в этом я могу опереться на Сократа, что тот, у кого в голове сложилось о чём-либо живое и ясное представление, сумеет передать его на любом, хотя бы на тарабарском языке.

Нелепая планета, нелепые проблемы, нелепый язык. Может быть, есть где-нибудь звезда, где живут просто. Целую тебя с такой тоской. Антуан.

Природа дала людям один язык и два уха, чтобы мы больше слушали других, нежели говорили сами.

Имя человека — самый сладостный и самый важный для него звук, на любом языке.

Все главнейшие иностранные языки можно выучить за шесть лет, но для изучения своего недостаточно целой жизни.

Люди пользуются умом лишь для того, чтобы оправдать свои несправедливости, и языком лишь для того, чтобы скрывать свои мысли.

Знать много языков — значит иметь много ключей к одному замку.

Но если мысль портит язык, язык также может испортить мысль.

Политический язык призван сделать ложь правдивой, а убийства достойными уважения, а также придать видимостью чистого ветра.

Политический язык нужен для того, чтобы ложь звучала правдиво, чтобы убийство выглядело респектабельным и чтобы воздух можно было схватить руками

Используй язык как хочешь, ты никогда не сможешь сказать ничего, кроме того, кто ты есть.

Когда глаза говорят одно, а язык другое, опытный человек больше верит первым.

Язык правды прост.

И языком можно раздавить человека.

Кроткий язык — древо жизни, но необузданный — сокрушение духа.

Я прожил немало, и чем дольше я живу, тем больше я вижу убедительных доказательств той истины, что Бог управляет делами людей. И если воробей не может упасть на землю без Его ведома, разве возможно, чтобы империя смогла подняться без Его помощи?
Мы уверены в словах Священного Писания, что «если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его» (Пс. 126:1). Я твёрдо верю в это, и я также верю, что без Его соответствующей помощи мы преуспеем в политическом строительстве не лучше, чем строители Вавилонской башни: нас разделят наши маленькие частные интересы, проекты наши будут посрамлены, и мы сами сделаемся притчею во языцех для будущих веков.

Вы знаете, что мы едим пищу, которую выращивают другие люди. Мы носим одежду, которую сшили другие люди. Мы говорим на языках, которые были придуманы другими людьми. Мы используем математику, но ее тоже развивали другие люди... Я думаю, мы все постоянно это говорим. Это прекрасный повод создать что-нибудь такое, что могло бы стать полезным человечеству.

Не зная иностранных языков, никогда не поймёшь молчания иностранца.

Не поноси человека на незнакомом ему языке. Это садизм.

Как перевести вздох на другие языки?

Есть писатели, непереводимые на другие языки. Их спокойно можно пропагандировать за границей.

Кажется, у языка больше свободы после утраты зубов.

Он прятался за языком, который показывал миру.

Те, кто сейчас на устах толпы, вскоре будут на ее языке, а потом на зубах.

Говорят, у потерявшего зубы несколько свободнее язык.

Кому язык послушен, тот часто молчит.

Нецензурная брань — жемчужина великого русского языка.

Язык – не сын, а отец мысли.

Когда богатств души ты уберечь не смог
И, вверив языку, рассыпал их по свету,
Как друга ни проси, чтоб слово он берег,—
Большая ль тайна в том иль тайны вовсе нет
Не странно, если он нарушил свой зарок:
Он просто раздавал ходячую монету!

Прекрасно, когда язык сладок, полезно, когда он мягок. Если сладкий язык становится горьким, он всем приносит огорченье, если сахар превращают в горькое вино, то его употребленье вызывает грех.

Язык — орудие речи, но от нежелательных речей ему может быть худо.

В болтовне неисчерпаем, кладезь сладких слов — болтун,
В славословии речистый, в речи — пустослов болтун. Принесет посланье птица — славословий в нем не счесть:
Многословный в разговоре, и в письме таков болтун, Все слова его приятны, и язык велеречив,
Диво ль в том, что облекает речь в такой покров болтун? У чувствительных аж слезы прошибает похвалой —
Где морочить научился этих простаков болтун? Осторожен будь с болтливым, не делись своей бедой:
Всем чужим твои печали рассказать готов болтун. Не прими на веру слепо смысла всех его речей:
Речь свою всегда украсит вязью завитков болтун. В болтовне его цветистой — сто советов Навои.
Где он только их находит? До чего ж толков болтун!

Развязность языка сама себя корит, рождает сотни бед, Несчастий и обид.

Тот, кто сдерживает язык, — благородный мудрец, тот, кто распускает язык, — подлый глупец.

Источник живой воды счастья — язык, но и причина восхода звезд злосчастия — тоже язык.

Народ не уважает того, чей несдержанный язык выдает его болтливое естество. Бездельник, который много болтает, похож на собаку, которая всю ночь лает. Злоречивый человек сердцу людей наносит рану, но на свою голову навлекает бедствия.

Если язык красноречием обладает, хорошо, когда он с сердцем заодно бывает. Сердце и язык — наилучшие органы человека, как лилия и розовый бутон — наилучшие растения цветника. Человек отличается языком от других животных, и людей отличает друг от друга тоже язык.

Как женский лик, сияя вдалеке,
Над миром блещет солнце на восходе.
Здесь дива нет: в арабском языке
Название для солнца — в женском роде.

Язык является духовной сокровищницы замком, а слово — к этому замку ключом.

Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. Употребляем их неправильно. К чему говорить «дефекты», когда можно сказать недочёты, или недостатки, или пробелы?.. Не пора ли нам объявить войну употреблению иностранных слов без надобности?

Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. Употребляем их неправильно. К чему говорить «дефекты», когда можно сказать недочёты, или недостатки, или пробелы?

Нет правды в человеке, который не в состоянии контролировать свой язык.

На протяжении моей жизни я извлекал больше пользы от моих друзей-критиков, чем от поклонников, особенно, если критика выражалась вежливым и дружеским языком.

Чем отличается гений от безумца? Безумец видит, но не знает, как это передать. А гений может это переложить на язык сознания.

Язык обстоятельств красноречивее, чем язык во рту.

Тот, кто не понимает язык науки, поймёт язык сабли.

Кроме арабского я знаю три языка: аварский, кумыкский и чеченский. С чеченским я иду в бой, на кумыкском изъясняюсь с женщинами, на аварском шучу.»

Я обращаюсь к вам через толщу лет!
Я умом и сердцем воспринял призыв знаменитого шейха Мухаммеда из Яраги:
Люди рождаются свободными, и отнять у человека это священное право — тяжкий грех перед Всевышним!
Свободная жизнь всех народов и защита достоинства свободного человека в нашем понимании были освящены имамом и традициями нашей горской жизни.
Я горжусь: в моём государстве уже не было ни ханов, ни рабов, все люди были равны между собой!
Эта свобода, это равенство народов и людей — моё завещание вам!
Я настаивал наибов: «Не склоняйся ни в сторону насилия, ни в сторону насильников. Гляди на своих людей глазами милосердия и заботы... Будь для старшего сыном, для равного братом, а для младшего отцом.
Если ты будешь вести противно тому, что я говорю, если ты будешь вести себя несправедливо к народу, то вызовешь на себя прежде всего гнев Всевышнего, а затем гнев мой и народа своего.»
Я не хотел крови, жертв и страданий народов.
Знайте! Я уважительно относился ко всем народам!
В моём государстве было много христиан, перешедших к нам добровольно или попавших в плен.
Я сосвал специальный съезд в Анди, на котором решили отменить рабство и содержать беглых за счёт казны.
Мы дали свободу всем!
Они были вольны принять мусульманство, завести хозяйство и жениться.
Для тех же, кто хотел исповедовать христианство, я велел построить церковь!
Вы, к которым я сейчас обращаюсь, должны знать, что тогда, в бурные и жестокие годы, все народы, населяющие Дагестан, были единой семьей.
Мы не делились по народам и языкам!
У нас была общая судьба и единые цели!
Для нас истинным человеком был тот, кто разделял с народом все его тяготы.
Я считал себя учеником и последователем шейхов Мухаммеда и Яраги, Джамалутдина из Казикумуха и Абдурахмана из Согратля.
Я завещаю вам, своим потомкам, эту дружбу и это братство!
Помните! Для Шамиля и его сподвижников не было ничего более святого, чем долг перед Всевышним и своим народом! — Завещание имама Шамиля потомкам.

Не сокроет никто ничего в своём сердце, чтобы не выдали его оговорки языка или выражение лица.

Любовь... Вроде бы такое простое, с детства знакомое понятие. А в то же время трудно найти в русском языке (да, думаю, и во всех других языках мира) другое слово, в котором будет заключено столько разных смыслов, столько загадок и тайн. Сколько живет на Земле человек, столько поэты и философы, психологи и лингвисты, художники и сами влюбленные пытаются понять и объяснить смысл этого слова. И пока еще никому это в полной мере не удалось. Ведь сколько людей — столько и видов любви. И даже более того — один и тот же человек в течение жизни каждый раз переживает это чувство по-разному.

Англия и Америка — две нации, разделенные общим языком. England and America are two countries separated by the same language.

Мышление - это язык, который душа ведет с собой.

Я клялся языком, ум мой не клялся.

Хвастливые речи — первый признак слабости, а те, кто способен на большие дела, держат язык за зубами.

Давно уже рассказана восточная басня про путника, застигнутого в степи разъярённым зверем. Спасаясь от зверя, путник вскакивает в безводный колодезь, но на дне колодца видит дракона, разинувшего пасть, чтобы пожрать его. И несчастный, не смея вылезть, чтобы не погибнуть от разъярённого зверя, не смея и спрыгнуть на дно колодца, чтобы не быть пожранным драконом, ухватывается за ветви растущего в расщелинах колодца дикого куста и держится на нём. Руки его ослабевают, и он чувствует, что скоро должен будет отдаться погибели, с обеих сторон ждущей его; но он всё держится, и пока он держится, он оглядывается и видит, что две мыши, одна чёрная, другая белая, равномерно обходя стволину куста, на котором он висит, подтачивают её. Вот-вот сам собой обломится и оборвётся куст, и он упадёт в пасть дракону. Путник видит это и знает, что он неминуемо погибнет; но пока он висит, он ищет вокруг себя и находит на листьях куста капли мёда, достаёт их языком и лижет их. Так и я держусь за ветки жизни, зная, что неминуемо ждёт дракон смерти, готовый растерзать меня, и не могу понять, зачем я попал на это мучение. И я пытаюсь сосать тот мёд, который прежде утешал меня; но этот мёд уже не радует меня, а белая и чёрная мышь — день и ночь--подтачивают ветку, за которую я держусь. Я ясно вижу дракона, и мёд уже не сладок мне. Я вижу одно — неизбежного дракона и мышей, — и не могу отвратить от них взор. И это не басня, а это истинная, неоспоримая и всякому понятная правда.

Из всех усилий самое трудное — воздержание языка. Оно же — самое необходимое.

Я вообще не говорю по-французски, все, что я могу на нем сказать, это «У меня в пупке арахис». Мне кажется классным знать подобные вещи на разных языках. Встречая человека, говорящего только по-английски, я обычно учу его фразам типа «Съешь мои шорты». По-немецки я могу сказать «Мой отец – тореадор» или «Я – арбуз». Это жутко меня развлекает.

У пустых голов длинные языки.

Я не из тех, кто затаивает злобу. В самый момент предательства я чувствую себя так, будто меня ударили ножом в спину, и, конечно, моя первая реакция — «Я убью этого ублюдка!» Но это проходит. Я заставляю себя справиться с этим чувством. Я не задерживаюсь на нём. Оно того не стоит. Меня много предавали, но я стискивал зубы, прикусывал язык и говорил: «Да пошли они!»

Если я говорю языками человеческими и ангельскими...Если имею дар пророчества...и всю веру, так что могу и горы передвигать, а не имею любви-то я ничто

Любовь не может мешать человеку следовать своей судьбе. Если же так случается, значит, любовь была не истинная, не та, что говорит на Всеобщем Языке.

Природа не имеет органов речи, но создаёт языки и сердца, при посредстве которых говорит и чувствует.

Кто не знает чужих языков, не знает ничего о своем.

Бог дал каждому народу пророка, говорящего на его собственном языке.

Я могу понять немецкий язык, равно, как и маньяка, который его изобрел, но предпочту изложить эту мысль через переводчика.

Люди, никогда не изучавшие немецкий, понятия не имеют, до чего он путаный. Смею вас заверить, что такого безалаберного, бессистемного, скользкого и увертливого языка, как немецкий, во всем свете не сыщешь... Самое обычное рядовое предложение в немецкой газете представляет собой неповторимое, внушительное зрелище: оно занимает полгазетного столбца; оно заключает в себе все десять частей речи, но не в должной последовательности, а в хаотическом беспорядке; оно состоит из многоэтажных слов, сочиненных тут же, по мгновенному наитию, и не предусмотренных ни одним словарем, — шесть — семь слов наращиваются друг на дружку просто так, без швов и заклепок (разумей, дефисов).

«Мы – англосаксы, а когда англосаксу что-нибудь надобно, он идет и берет». <...> Если перевести эту выдающуюся декларацию (и чувства, в ней выраженные) на простой человеческий язык, она будет звучать примерно так: «Мы, англичане и американцы – воры, разбойники и пираты, чем и гордимся».

Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира.

В этом мире глупцов, подлецов, торгашей
Уши, мудрый, заткни, рот надёжно зашей,
Веки плотно зажмурь — хоть немного подумай
О сохранности глаз, языка и ушей!

Как полон я любви, как чуден милой лик,
Как много я б сказал и как мой нем язык!
Не странно ль, Господи? От жажды изнываю,
А тут же предо мной течет живой родник.

Только суть, как достойно мужчин, говори,
Лишь ответствуя — слов господин — говори.
Уха два, а язык дан один не случайно -
Дважды слушай и раз лишь один говори!

Храни свои слова надежнее монет.
Дослушай до конца — потом давай совет.
Тебе при двух ушах язык один достался.
Чтоб выслушал двоих и дать один совет.

Язык у человека мал, а сколько жизней он сломал.

Молчанье — щит от многих бед,
А болтовня всегда во вред.
Язык у человека мал,
Но сколько жизней он сломал.

Когда встречаются два инженера, один говорит другому: «Я могу осветить площадь 50 квадратных футов с помощью этой крошечной светящейся точки». Другой не воскликнет: «Это невозможно!». Так они не разговаривают. Он спросит: «Какой тут источник энергии? Какое потребуется напряжение? За счёт чего точка светится?». Они задают вопросы. Обычный человек скажет «Чего!? В жизни такому не бывать!». Такой подход бытует ещё с давних пор. Это язык войн, ненависти, слепой веры, предрассудков – неспособность задавать вопросы.

Если А – это успех в жизни, тогда А=x+y+z, где x – это работай, y – играй, а z – держи язык за зубами.

Людям легче держать на языке раскаленные угли, нежели тайну.

Природа наделила нас двумя глазами, двумя ушами, но лишь одним языком, дабы мы смотрели и слушали больше, чем говорили.

Шопенгауэр — мастер языка. Этим определяется и его мышление. Его непременно нужно читать ради одного только языка.

Прежде чем воспитать свой язык, воспитай свое сердце. Потому что слова исходят от сердца, выходят через язык.

Тишина — язык Бога, все остальное — плохой перевод.

Вот как непонимание порой
Способно дружбу подменить враждой,
Как может злобу породить в сердцах
Одно и то ж на разных языках.
Шли вместе тюрок, перс, араб и грек.
И вот какой-то добрый человек
Приятелям монету подарил
И тем раздор меж ними заварил
Вот перс тогда другим сказал: «Пойдем
На рынок и ангур* приобретем!»
«Врешь, плут, – в сердцах прервал его араб, –
Я не хочу ангур! Хочу эйнаб!»
А тюрок перебил их: «Что за шум,
Друзья мои? Не лучше ли узум!»
«Что вы за люди! – грек воскликнул им –
Стафиль давайте купим и съедим!»
И так они в решении сошлись,
Но, не поняв друг друга, подрались.
Не знали, называя виноград,
Что об одном и том же говорят.
Невежество в них злобу разожгло,
Ущерб зубам и ребрам нанесло.
О, если б стоязычный с ними был,
Он их одним бы словом помирил.
«На ваши деньги, – он сказал бы им, –
Куплю, что нужно всем вам четвертым.
Монету вашу я учетверю
И снова мир меж вами водворю!
Учетверю, хоть и не разделю,
Желаемое полностью куплю!
Слова несведущих несут войну,
Мои ж – единство, мир и тишину».

Успех остроты зависит от уха слушателя, но не от языка, сказавшего её.

Успех острого слова зависит более от уха слушающего, чем от языка говорящего.

Никогда не найдёшь женщины без готового ответа, разве что она окажется без языка.

Мой язык скажет гнев моего сердца, иначе мое сердце, скрывающее его, разорвется.

…И потому бессмертен я, пока
Течет по жилам — боль моя и благо
Ключей подземных ледяная влага,
Все эр и эль святого языка.

Чтоб от лжи не страдать в ледяной тоске,
Ты с лгуном говори на его языке.
Не смущайся, любые узлы вяжи.
Пусть изведает сам результаты лжи!

Длинные языки сеют вражду между соседями и между народами.

Порвать со своими богами, со своими предками, со своим языком и страной, порвать со всем — разумеется, это ужасное испытание; но в то же время это восхитительный опыт, пережить который так жадно стремятся перебежчики и, еще больше, предатели.

Для писателя сменить язык — всё равно что писать любовное письмо со словарем.

Разум, ограниченный языком находится в тюрьме.

Наш язык напоминает мне это мытье посуды. У нас грязная вода и грязные полотенца, и тем не менее мы хотим сделать тарелки и стаканы чистыми. Точно так же и с языком. Мы работаем с неясными понятиями, оперируем логикой, пределы применения которой неизвестны, и при всем при том мы ещё хотим внести какую-то ясность в наше понимание природы.

Человеку нужно два года, чтобы научиться говорить, и шестьдесят лет, чтобы научиться держать язык за зубами.

Поэзия должна способствовать не только совершенствованию языка своего времени, но и предохранению его от слишком быстрых изменений: если язык начнёт развиваться чересчур стремительно, такое развитие обернётся прогрессирующим вырождением — вот опасность, угрожающая нам сегодня.

Война — способ развязывания зубами политического узла, который не поддается языку.

Рассказывают, что семьдесят переводчиков Септуагинты заперли в семидесяти комнатах с текстом Библии на древнееврейском языке, а когда их открыли, они предоставили семьдесят идентичных переводов. Произойдет ли такое чудо, если семьдесят множественных корреляторов запрут с одним и тем же статистическим материалом?.

Иногда сложнее всего бывает найти общий язык с самим собой. Одно время я решал такие проблемы с помощью пива. Махнул — и порядок! Но потом стал учиться решать подобные вопросы на трезвую голову. Для меня это вопрос вопросов: как быть и что делать, оставаясь наедине с собой? Когда ты не просто один, а одинок: огромная разница!

Я хотел бы пойти в художественную школу. Мне бы очень хотелось узнать, как рисовать. Я хотел бы свободно говорить на испанском языке. Я хотел бы быть нейрохирургом.

Можно услышать совершенно непонятную фразу, даже если знаешь данный язык, его словарь и синтаксис. Я, например (из-за умственной неполноценности, конечно), не понимаю многих фраз в текстах Хайдеггера или Гуссерля, они для меня ничего не значат.

Все пути мысли более или менее ощутимым образом загадочно ведут через язык.

Моя личная трагедия, которая не может, которая не должна быть чьей-либо ещё заботой, состоит в том, что мне пришлось оставить свой родной язык, родное наречие, мой богатый, бесконечно богатый и послушный русский язык, ради второсортного английского.

«Язык, что паутина: слабые и тщеславные умы цепляются за слова и запутываются в них, а сильные легко сквозь них прорываются» (О теле. – Соч., т. 1. М., 1989, III, 8).

Язык — худшая часть худшего слуги.

Музыка — универсальный язык человечества.

Музыка является универсальным языком человечества - поэзия их универсальным занятием и упоением.

Не моря разделяют народы, а невежество, не различие языка, а враждебные отношения.

Гибок язык человека; речей для него изобильно
Всяких; поле для слов и сюда и туда беспредельно.

Гибок язык человека; речей в нем край непочатый.

Было стремление придумать новое расположение слов на странице, которое бы отражало развитие живого, разговорного, настоящего языка, а не старого, литературного.

Язык похож на надтреснутый котёл, по которому мы выстукиваем мелодии, звучащие так, как будто они предназначены для танцев медведя, между тем как мы бы хотели тронуть ими звезды.

Срежь Сплетне голову — язык живет.

Перевести произведение с одного языка на другой — все равно что снять с него кожу, перевезти через границу и там нарядить в национальный костюм.

В Америке я имел глупость выучить язык на уровне понимания акцентов. А следовательно, и идиотизма. То, что делает Мадонна, называется blonde from the valley – «блондинка из долины». По-русски – пэтэушница. Она пэтэушница и на сцене, и в жизни. Но местным вечным девственникам она кажется даже сексуальной. А я, когда вижу чью-то маму, танцующую на шесте, у меня портится аппетит. Люди должны понимать, кому надо у пилона стоять, а кому – крестиком вышивать.

Я не могу ничего сказать президенту Владимиру Путину, но думаю, что если он хочет исправить ситуацию, если он хочет, чтобы стало лучше, то всегда нужно находить общий язык с теми, кто с ним не согласен, разговаривать с ними.

Ни один американский офицер не делал больше для своего продвижения: прошения; ужины в честь военного министра, вице-президента и приезжающих с визитом генералов; телефонные звонки; рекламные акции; даже содержание лошадей в Вашингтоне для того, чтобы мистер Стимсон и другие могли прокатиться на них. Но никто не заботился больше о своих солдатах, чем Джордж Паттон, которого всегда в дождь и стужу, в палящий зной видели рядом с ними и который следил, чтобы они были обеспечены лучшим питанием и медицинским обслуживанием, который слушал, слушал, слушал их и который говорил с ними на одном языке...

Я пою на чужом языке.
Нет, эта песня не о любви.

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий.

Любой может сказать: «В нас живы великие заветы Гуса», — но у кого повернется язык сказать: «Во мне живы великие заветы Гуса»?

Мы используем звуки для создания музыки, как мы используем слова, чтобы создать язык.

Мораль не имеет ничего общего с религией. Религия не только не служит основой морали, но скорее враждебна ей. Истинная мораль должна быть основана на природе человека. Мораль религиозная всегда будет зиждиться только на химерах и произволе тех людей, которые наделяют Бога языком, часто в корне противоречащем и природе, и разуму человека.

Язык, который умудрен знаниями, не будет запинаться.

Прежде всего приучись сдерживать язык.

Если собираешься жениться, то прежде разузнай, каков язык той женщины, которую ты выбрал себе в жены. Языкастая жена — это сущий ад.

Труднее всего научиться общему языку.

Не умея держать в руке топор — дерева не отешешь, а не зная языка хорошо — красиво и всем понятно — не напишешь.

Язык — это оружие литератора, как ружьё — солдата. Чем лучше оружие — тем сильнее воин...

Русский язык достаточно богат, но у него есть свои недостатки, и один из них — шипящие звукосочетания: -вши, -вша, -вшу, -ща, -щей. На первой странице вашего рассказа вши ползают в большом количестве: прибывшую, проработавший, говоривших. Вполне можно обойтись и без насекомых.

От малой искры до пожара людей язык доводит...

Невоздержанный язык — худшее из зол.

При дворе надо быть двуличной и иметь раздвоенный язык.

Границы моего языка означают границы моего мира.

Если русские желают, чтобы мы [американцы] считали их цивилизованными людьми, почему они не говорят на языке цивилизованных наций?

Главное достоинство языка — в ясности.

Светлая голова и светлое сердце всегда составляют грозную комбинацию. А когда ты добавляешь к этому острый язык или карандаш, получается что-то очень гремучее.

Если вы разговариваете с человеком на языке, который он понимает, вы обращаетесь к его разуму. Если вы разговариваете с ним на его языке, вы обращаетесь к его сердцу.

Значительная часть недоразумений возникает у людей от невоздержанности языка.

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

В языке, нам знакомом, мы подменили непроницаемость звуков прозрачностью идей. Но незнакомый нам язык - запертый дворец...

Наиболее страшные слова в английском языке: «Я из правительства, и я здесь, чтобы помочь».

Как у океана, у неё есть свой язык, язык сильный, звучный, святой, молитвенный! Едва проснётся день, как уже со всех её златоглавых церквей раздается согласный гимн колоколов ... и мнится, что бестелесные звуки принимают видимую форму, что духи неба и ада свиваются под облаками в один разнообразный, неизмеримый, быстро вертящийся хоровод!

Бывало ли такое, чтобы две молчаливые души, такие непохожие, так подошли друг другу? Конечно, мы часто чувствуем одинаково, но даже когда мы ощущаем что-то по-разному, мы все таки понимаем друг друга, хоть у нас нет общего языка. Нам не нужны слова, произнесенные вслух. Мы для этого слишком непонятны и загадочны.

Не только во имя добра, но и во имя зла язык сделал нас людьми. Лишённые языка, мы были бы такими, как собаки или обезьяны. Обладая языком, мы являемся людьми — мужчинами и женщинами, одинаково способными как на преступление, так и на интеллектуальные достижения, недоступные ни одному животному, но в то же время часто на такую глупость и идиотизм, которые и не снились ни одному бессловесному зверю.

Рама эта имела двадцать квадратных футов и помещалась посредине комнаты. Поверхность ее состояла из множества деревянных дощечек, каждая величиною в игральную кость, одни побольше, другие поменьше. Все они были сцеплены между собой тонкими проволоками. Со всех сторон каждой дощечки приклеено было по кусочку бумаги, и на этих бумажках были написаны все слова их языка в различных наклонениях, временах и падежах, но без всякого порядка. Профессор попросил меня быть внимательнее, так как он собирался пустить в ход свою машину. По его команде каждый ученик взялся за железную рукоятку, которые в числе сорока были вставлены по краям рамы, и быстро повернул ее, после чего расположение слов совершенно изменилось. Тогда профессор приказал тридцати шести ученикам медленно читать образовавшиеся строки в том порядке, в каком они разместились в раме; если случалось, что три или четыре слова составляли часть фразы, ее диктовали остальным четырем ученикам, исполнявшим роль писцов.

Беглость речи у многих мужчин и у большей части женщин обыкновенно проистекает из скудости тем и скудости слов, ибо тот, кто хорошо владеет языком и чья голова полна мыслей, склонен в разговоре осторожно выбирать то и другое, тогда как обычные болтуны обладают всего лишь одним набором мыслей и одним набором слов, в которые они эти мысли облекают и которые всегда вертятся у них на языке. Так легче выйти из церкви, когда она почти опустела нежели пробиться сквозь толпу, теснящуюся у дверей.

Беглость речи проистекает от недостатка мозгов и слов, ибо всякий, владеющий языком и умеющий собраться с мыслями, будет вынужден, рассуждая, останавливаться, дабы подбирать подходящие слова и мысли; напротив, пустые болтуны держат в голове однотипный набор идей, который и выражают однотипным набором слов.

Философия написана в величайшей книге, которая всегда открыта перед нашими глазами (я разумею Вселенную), но её нельзя понять, не научившись сначала понимать её язык, и не изучив буквы, которыми она написана. А написана она на математическом языке, и её буквы — это треугольники, дуги и другие геометрические фигуры, без каковых невозможно понять по-человечески её слова, без них — тщетное кружение в тёмном лабиринте.

Перед нами предстаёт человек незаурядной воли, ума и мужества, способный в качестве представителя рационального мышления выстоять против тех, кто, опираясь на невежество народа и праздность учителей в церковных облачениях и университетских мантиях, пытается упрочить и защитить своё положение. Необычайное литературное дарование позволяет ему обращаться к образованным людям своего времени на таком ясном и выразительном языке, что ему удаётся преодолеть антропоцентрическое и мифическое мышление своих современников и вновь вернуть им объективное и причинное восприятие космоса, утраченное с упадком греческой культуры.

Природа говорит на языке математики.

Математика — это язык, на котором написана книга природы.

А если спросить грубо материалистически: что даёт поэзия?
— Поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но, скорее, наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства, — речь, то поэзия — высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей. Отказываясь от неё, мы обрекаем себя на низшие формы общения, будь то политика, торговля и т. п. В общем, единственный способ застраховаться от чужой — если не от своей собственной — пошлости. К тому же поэзия — это колоссальный ускоритель сознания, и для пишущего, и для читающего. Вы обнаруживаете связи или зависимости, о существовании которых вы и не подозревали, данные в языке, речи. Это уникальный инструмент познания.

Когда я читаю прозу, меня интересует не сюжет, не новеллистика, а просто литература, писание. Всегда следует разграничивать, с кем вы имеете дело — с автором романа или с писателем. В счастливых случаях имеет место совпадение. Но слишком часто роман становится целью писателя. В то время как целью писателя должно быть нечто иное: выражение мироощущения посредством языка. А вовсе не посредством сюжета.

Я не думаю, что кто бы то ни было может прийти в восторг, когда его выкидывают из родного дома. Даже те, кто уходят сами. Но независимо от того, каким образом ты его покидаешь, дом не перестает быть родным. Как бы ты в нём – хорошо или плохо – ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дёгтем. Россия – это мой дом, я прожил в нём всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и её народу. И – главное – её языку.

Поэзия и литература вообще определяется не географией, а языком, на котором она создается.

Когда пишешь на своем языке в чужом государстве, начинают происходить странные вещи. Внезапно возникает множество страхов — забываешь это, забываешь то. Когда ищешь рифму и не находишь ее, то спрашиваешь: Господи, что происходит? Может быть, рифмы не существует, или я что-то забыл? Такие вещи случаются.

Вообще, старайтесь уважать жизнь не только за её прелести, но и за её трудности. Они составляют часть игры, и хорошо в них то, что они не являются обманом. Всякий раз, когда вы в отчаянии или на грани отчаяния, когда у вас неприятности или затруднения, помните: это жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке. Иными словами, старайтесь быть немного мазохистами: без привкуса мазохизма смысл жизни неполон.

Конечно, когда мы говорим «романтический герой», то это вовсе не Чайльд Гарольд, не Печорин. На самом деле — это сам поэт. Это Байрон, Лермонтов. Оно, конечно, прекрасно, что они так жили, но ведь чтобы эту традицию поддерживать, требуется масса вещей: на войну пойти, умереть рано, чёрт знает что ещё! Ибо при всём разнообразии жизненных обстоятельств автора, при всей их сложности и так далее вариации эти куда более ограничены, нежели продукт творчества. У жизни просто меньше вариантов, чем у искусства, ибо материал последнего куда более гибок и неистощим. Нет ничего бездарней, чем рассматривать творчество как результат жизни, тех или иных обстоятельств. Поэт сочиняет из-за языка, а не из-за того, что «она ушла».

Мне кажется, что язык лежит в основе вашего видения человеческой истории как процесса, который стремительно себя изживает. Вы полагаете, что история вот-вот упрется в некий безвыходный тупик?
— Не исключено. Я вообще не очень склонен разъяснять собственные взгляды. В этом есть какая-то нескромность, как во всякой самооценке. К тому же я не думаю, что человек способен беспристрастно судить о себе и тем более о собственном творчестве. Но в самом общем виде я сказал бы так: меня занимает прежде всего природа Времени. Мне интересно Время само по себе. И что оно делает с человеком. Мы ведь видим в основном это проявление Времени, глубже нам проникнуть не дано.

Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна.

Губят тебя твои же концептуальные и аналитические замашки, например, когда при помощи языка анатомируешь свой опыт и тем лишаешь сознание всех благ интуиции.

И я думаю, сегодня множество механизмов участвует в разрушении языка, в ослаблении нашей способности выражать свои мысли. Легко винить в этом телевидение, бульварные газеты и так далее. Но я считаю, что проблема гораздо глубже и гораздо опаснее. Просто потому, что нас становится все больше и больше, а из-за этого мы... как бы сказать?., мы обращаем все меньше внимания друг на друга.

Поэзия — это не «лучшие слова в лучшем порядке», это высшая форма существования языка.

Путь от головы к перу намного длиннее и труднее, нежели путь от головы к языку.

Слово «быть» (sein) обозначает на немецком языке и существование, и принадлежность кому-то.

Всё же Эзоп недосчитал, когда ему велели принести с базара самую лучшую и самую худшую вещи. Не язык нужно было взять, а мозги. Обидно, что социальное разделение функций, которому мы, собственно, и обязаны прогрессом, сыграет с нами теперь такую злую шутку, что именно из-за него день пятый ― день чудовищ ― так и не сменится шестым днём, днём сотворения человека...

Язык — одежда мыслей.

Кто сказал, что нет на свете верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!

Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда. Но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются.

Пока большинство учёных слишком заняты развитием новых теорий, описывающих, что есть Вселенная, и им некогда спросить себя, почему она есть. Философы же, чья работа в том и состоит, чтобы задавать вопрос «почему», не могут угнаться за развитием научных теорий. В XVIII в. философы считали всё человеческое знание, в том числе и науку, полем своей деятельности и занимались обсуждением вопросов типа: было ли у Вселенной начало? Но расчёты и математический аппарат науки XIX и XX вв. стали слишком сложны для философов и вообще для всех, кроме специалистов. Философы настолько сузили круг своих запросов, что самый известный философ нашего века Витгенштейн по этому поводу сказал: «Единственное, что ещё остаётся философии, — это анализ языка». Какое унижение для философии с её великими традициями от Аристотеля до Канта!

Великий писатель, хотя бы и очень самобытный, заимствует больше, нежели сочиняет сам: язык, на котором он пишет, — не его изобретение; форма, в которую он отливает свою мысль — ода, комедия, повесть — созданы не им; даже самая его мысль подсказана ему со всех сторон; краски ему уже даны: он привносит только оттенки. Будем разумны и согласимся, что наши произведения далеко не всецело принадлежат нам. Они зреют в нас, но корни их — в питающей нас почве.

Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; всё зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название драгоценнее самой вещи.

Язык и золото — вот наш кинжал и яд.

Мой язык имеет свойство втягивать меня в неприятности: когда меня обижают, я иду к нашему барабанщику и прошу его за меня заступиться...

Молчи, мой язык, говорить больше не о чем.

Держи язык за зубами, если не можешь предложить что-то взамен того, что тебе не нравится.

Что бы ты ни делал для своих детей, в определенном возрасте они упрекнут тебя за это. Единственное, на чем нужно настаивать, так это на изучении иностранных языков. Это они тебе простят.

Для казахов знание государственного языка должно стать обязательным требованием.

В современном мире выиграет не тот, кто держится за когда-то полученные знания, а тот, кто умеет учиться всю жизнь. Меня в университете не учили, как стать президентом. Чтобы быть им и выдерживать требования времени, приходится учиться и днём, и ночью, и всегда. Запомните, кто готов к изменениям, тот выиграет. Кто говорит на одном языке с исследователями, инвесторами, тот выиграет.

Для нас нет ценнее исторического наследия, чем родной язык. Следовательно, нет и долга выше, чем дорожить им как своей жизнью.

Но какова ни была бы их судьба, а она печальна, что бы ни ожидало их в будущем — их страна всегда должна оставаться одной из самых интересных на всем земном шаре; и уже самый их язык, быть может, требует только большего изучения, чтобы получать все больше привлекательности... Если писание правильно толкуется, то рай был расположен именно в Армении, которая заплатила также дорого, как и потомки Адама вообще, за мимолетное участие ее почвы в блаженстве того, кто был создан из ее праха; там начала спадать вода после потопа и вылетел голубь. Но почти что с исчезновением рая начались и несчастия страны, потому что хоть она долгое время была могущественным царством — она редко была независима; персидские сатрапы и турецкие паши в равной степени содействовали разорению того края, где бог создал человека по своему образу и подобию.

Там где слова бессильны, является во всеоружии своём более красноречивый язык, музыка.

Как красив русский язык! Все преимущества немецкого без его ужасной грубости.

Дух языка отчётливее всего выражается в непереводимых словах.

Насмешка — язык дьявола.

Половина проблемы современного человека состоит в том, что он обучен понимать иностранные языки и неправильно понимать иностранцев.

Пока! Я пошёл в институт почесать язык

Существует святость в слезах. Они не знак слабости, а силы. Они говорят красноречивее, чем десять тысяч языков. Они являются посланниками, подавляющими горе, глубокого раскаяния и неслыханной любви.

Русский язык нужно уважать, а не играть с ним.

Был первым в мире создан разум наш,
Он – страж души, трех стражей
верный страж,
Те трое суть язык, глаза и уши:
Чрез них добро и зло вкушают души.

Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли.

Разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов.

Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и, слава Богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин также глубочайших исследований. Альфиери изучал итальянский язык на флорентийском базаре: не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком.

Все говорили о близкой войне и сколько помню, довольно легкомысленно. Подражание французскому тону времен Людовика XV было в моде. Любовь к отечеству казалась педанством. Тогдашние умники превозносили Наполеона с фанатическим подобострастием и шутили над нашими неудачами. К несчастию, заступники отечества были немного простоваты; они были осмеяны довольно забавно и не имели никакого влияния. Их патриотизм ограничивался жестоким порицанием употребления французского языка в обществах, введения иностранных слов, грозными выходками противу Кузнецкого моста и том[у] подоб[ным]. Молодые люди говорили обо всём русском с презрением или равнодушием и, шутя, предсказывали России участь Рейнской конфедерации. <...

Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.

У меня никогда не было ни малейших сомнений: мой мужчина должен быть самым красивым, самым умным, самым состоявшимся. Или по крайней мере демонстрировать все необходимые для этого задатки. Потому что я заслуживаю самого лучшего, что есть на этом свете. Я вышла замуж тогда, когда я встретила мужчину... не то чтобы даже своей мечты. Я никогда не мечтала о мужчинах. Я мечтала о том, чтобы быть в своем деле лучше всех, о том, чтобы у меня получилось, например, лучше всех выучить английский язык. Я была уверена, что это мужчины должны мечтать обо мне. И когда я встретила самого лучшего из них, я, разумеется, я сразу же вышла за него замуж.

США инвестируют в Латинскую Америку огромные деньги, но у них не получилось то, что мы сделали без единого цента. Мы меняем их язык, их музыку, их еду, их любовь, их образ мыслей. Мы влияем на Соединенные Штаты так, как они хотели бы влиять на нас.

Вот и Бисиу! Он тоже к нам примкнёт: без него нам ничто ен мило. Без него и шампанское склеивает язык, и всё кажется пресным, даже перец эпиграмм.

Жизнь поучает и дает совет,
Нас наставляя мудро и сурово.
Завидуешь ты людям, а они
Тебе во всем завидовать готовы.
Молчаньем в гневе сковывай язык,
Иначе ноги закуют в оковы.

Мне жизнь дала совет на мой вопрос в ответ –
Подумав, ты поймешь, что вся-то жизнь – совет:
«Чужому счастью ты завидовать не смей,
Не сам ли для других ты зависти предмет?»
Еще сказала жизнь: «Ты сдерживай свой гнев.
Кто развязал язык, тот связан цепью бед».

С тех пор как существует мирозданье,
Такого нет, кто б не нуждался в знанье.
Какой мы ни возьмём язык и век,
Всегда стремится к знанью человек.

В той же мере, в какой люди должны бояться злого языка остроумца, остроумец должен бояться людской памяти.

Человек, отправляющийся в путешествие в страну, языка которой не знает, собственно, отправляется в школу, а не в путешествие.

Добродетель и мудрость без знания правил поведения подобны иностранным языкам, потому что их в таком случае обычно не понимают.

Природа подчиняется лишь тому, кто говорит на ее языке.

Я могу сказать «нет» на двенадцати языках. Для женщины этого вполне достаточно.

Злоречивый язык выдает безрассудного.

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!

Берегите чистоту языка, как святыню! Никогда не употребляйте иностранных слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее нас.

Крепче всех держит язык за зубами тот, кому их выбили.

Ничто так не укорачивает жизнь, как длинный язык и длинные очереди.

Язык простонародья как маятник между жрать и срать.

Семья... Да, скучно, да, скудно, да, сердце не бьётся... Не лучше ли: друг, любовник? Но, поссорившись с братом, я всё-таки вправе сказать: «Ты должен мне помочь, потому что ты мой брат... (сын, отец...)» А любовнику этого не скажешь — ни за что — язык отрежешь.

Для изучения языка гораздо важнее свободная любознательность, чем грозная необходимость.

Опыт слишком часто доказывает нам то, что люди ни над чем так мало не властны, как над языком своим.

Никакое слово недостаточно для того, чтобы по достоинству изобразить любовь, так как она не земного, но небесного происхождения... даже язык Ангелов не в состоянии в совершенстве исследовать её, так как она беспрерывно исходит из великого разума Божия.

Пресыщения исчезает в самой гортани и не способно идти далее вместе с пищею, потому что лишь только пройдет чрез язык, уже теряют сладость.

Языку назначим некоторые правила и пределы, так чтобы наперед взвешивать выражения и потом уже произносить слова, а мысль приучим не вымышлять ничего вредного, а если что-нибудь подобное привзойдет извне, отвергать это, как излишнее и могущее повредить.

Любовь есть глава, корень, источник и мать всех благ... без нее все прочее не приносит нам никакой пользы, она есть знак учеников Господа, отличительное свойство рабов Божиих, признак апостолов. По тому узнают все, – говорит Господь, – что вы мои ученики (Ин. 13, 35). Что же, скажи мне, значит по тому? По воскрешению ли мертвых, или по очищению прокаженных, или по изгнанию бесов? Нет, говорит Он и, умалчивая обо всем этом, присовокупляет: по тому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою. Такие дела суть дары одной вышней благодати, а любовь есть добродетель, зависящая и от человеческого усердия. Человека доблестного обыкновенно отличают не столько дары, посылаемые свыше, сколько заслуги собственных трудов. Поэтому Христос и говорит, что его ученики узнаются не по знамениям, а по любви. Когда есть любовь, то стяжавший ее не имеет недостатка ни в какой части любомудрия,но обладает всецелой, всесовершенной и полной добродетелью, равно как без нее он лишается всех благ. Поэтому и Павел восхваляет и превозносит ее, или, вернее сказать, сколько бы он ни говорил, никогда не в состоянии вполне выразить ее достоинства. Что может сравниться с той, которая заключает в себе пророков и весь закон и без которой ни вера, ни знание, ни ведение Тайн, ни само мученичество и ничто другое не может спасти того, кто достиг всего этого? Если, – говорит апостол, – отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в этом никакой пользы (1 Кор. 13, 3). И еще в другом месте объясняя, что любовь больше всего и есть глава всех благ, он сказал: хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится... пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше (1 Кор. 13, 8, 13).

Не говори мне, что такой-то восседает на колеснице, высоко поднимает брови и окружен толпой телохранителей... Нет, покажи мне отличие начальника не в этом, но в его состоянии по душе, то есть управляет ли он своими страстями, побеждает ли недуги [сердца] : например, обуздывает ли пристрастие к деньгам, укрощает ли ненасытимую любовь плотскую, не сохнет ли от зависти, не возмущается ли сильной страстью тщеславия, не боится ли и не трепещет ли бедности или неблагоприятной перемены, не умирает ли от этого страха. Такого покажи мне начальника: вот это — власть. Но если он, управляя людьми, сам раболепствует страстям, о таком я скажу, что это раб больше всех людей... А кто сбросил с себя эту власть, не увлекается злыми пожеланиями и не страшится, не трепещет безрассудно нищеты и бесславия и прочих неприятностей настоящей жизни, того, хоть он одет в рубище, сидит в тюрьме и закован в цепи, назову начальником, и свободным, и царственнее царей. Такая власть не покупается за деньги и не имеет завистников, ее не знают ни язык злоречивого, ни глаз зложелателя, ни ухищрения коварных, нет, живя как бы в неприступном убежище любомудриия, она всегда остается неодолимой и не уступает не только другим обстоятельствам, но и самой смерти. Это доказывают мученики: тела их разрушились и обратились в прах и пыль, но власть каждый день живет и действует: прогоняет демонов, искореняет недуги, возбуждает целые города и ведет сюда [в церковь] народ. Сила этой власти не только при жизни обладающих ею, но и по смерти такова, что не по принуждению, а по доброй воле и с охотой все идут сюда и нисколько не утомляются продолжительностью

Любовь есть глава, корень, источник и мать всех благ... без нее все прочее не приносит нам никакой пользы, она есть знак учеников Господа, отличительное свойство рабов Божиих, признак апостолов. По тому узнают все, — говорит Господь, — что вы мои ученики (Ин. 13, 35). Что же, скажи мне, значит по тому? По воскрешению ли мертвых, или по очищению прокаженных, или по изгнанию бесов? Нет, говорит Он и, умалчивая обо всем этом, присовокупляет: по тому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою. Такие дела суть дары одной вышней благодати, а любовь есть добродетель, зависящая и от человеческого усердия. Человека доблестного обыкновенно отличают не столько дары, посылаемые свыше, сколько заслуги собственных трудов. Поэтому Христос и говорит, что его ученики узнаются не по знамениям, а по любви. Когда есть любовь, то стяжавший ее не имеет недостатка ни в какой части любомудрия,но обладает всецелой, всесовершенной и полной добродетелью, равно как без нее он лишается всех благ. Поэтому и Павел восхваляет и превозносит ее, или, вернее сказать, сколько бы он ни говорил, никогда не в состоянии вполне выразить ее достоинства.
Что может сравниться с той, которая заключает в себе пророков и весь закон и без которой ни вера, ни знание, ни ведение Тайн, ни само мученичество и ничто другое не может спасти того, кто достиг всего этого? Если, — говорит апостол, — отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в этом никакой пользы (1 Кор. 13, 3). И еще в другом месте объясняя, что любовь больше всего и есть глава всех благ, он сказал: хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится... пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше

Будем благодарить Бога во всех случаях, ибо в этом и состоит благодарение. Благодарить в счастье — легко, здесь сущность дела побуждает к тому, достойно удивления то, если мы благодарим, находясь в крайних обстоятельствах. Если мы за то благодарим, за что другие богохульствуют, от чего приходят в отчаяние, — смотри, какое здесь любомудрие: во-первых, ты возвеселил Бога, во-вторых, посрамил диавола, в-третьих, показал, что все случившееся ничто. В то самое время, когда ты благодаришь и Бог отъемлет печаль, и диавол отступает. Если ты приходишь в отчаяние, то диавол, как достигший, того чего хотел, стал возле тебя, а Бог, как оскорбленный хулой, оставляет тебя и увеличивает твое бедствие. Если же ты благодаришь, то диавол, как не получивший никакого успеха, отступает, а Бог, как принявший честь, в возмездие награждает тебя большей честью. И не может быть, чтобы человек, благодарящий в несчастье, страдал. Душа его радуется, делая благое, в то же время совесть веселится, — она услаждается своими похвалами, а душе веселящейся нельзя быть печальной... Нет ничего святее того языка, который в несчастьях благодарит Бога. Он поистине ничем не отличается от языка мучеников и получает такой же венец, как и те. Ибо и у него стоит палач, принуждающий отринуть Бога богохульством, стоит диавол, терзающий мучительными мыслями, помрачающий душу скорбью. Итак, кто перенес скорбь и благодарил Бога, тот получил венец мученический. Если, например, болеет дитя, а мать благодарит Бога, это венец ей. Не хуже ли всякой пытки скорбь ее? Однако же она не заставила ее сказать жестокое слово. Умирает дитя — мать опять благодарит Бога. Она дщерью Авраама сделалась. Хотя она не заклала дитяти своей рукой, но радовалась над закланной жертвой, а это все равно: она не скорбела, когда брали у нее дар Божий.

Научим свой язык носить узду и не произносить просто все, что есть в душе, не порицать братьев, не угрызать и не пожирать друг друга. Гораздо хуже кусающих тело те, которые делают это словами. Первые кусают зубами тело, а последний угрызает словами душу, наносит рану неисцельную.

Язык дружбы - не слова, а смыслы.

Послушай, душа моя! Я и сам признаюсь, что точно не знаю. А если тебе понравятся мои мысли, так поговорим откровеннее. Ты ведь без сомнения знаешь, что называемое нами око, ухо, язык, руки, ноги и все наше внешнее тело само собою ничего не действует и ни в чем. Но все оно порабощенно мыслям нашим. Мысль, владычица его, находится в непрерывном волнении день и ночь. Она то рассуждает, советует, определение делает, понуждает. А крайняя наша плоть, как обузданный скот или хвост, поневоле ей последует. Так вот видишь, что мысль есть главная наша точка и средняя. А посему-то она часто и сердцем называется. Итак, не внешняя наша плоть, но наша мысль

Вовсе не обязательно соглашаться с собеседником, чтобы найти с ним общий язык.

Беспорядки — это язык невыслушанных.

Соседку, злее, чем голодный пес,
Послал мне бог, вернее — черт принес. Она бранится, устали не знает,
Тихоню-мужа доводя до слез. Порою он несмело отвечает,
Она кулак бедняге тычет в нос. Когда же он смиренно замолкает,
Она кричит: «Иль твой язык прирос?» Мы все под богом; кто не обижает
Людей, нам близких, в шутку иль всерьез, Ведь без шипов и розы не бывает,
Беда, коль есть шипы, но нету роз!

Я видел город, город был велик.
Там люди жили, злые на язык. Они всегда друг друга поносили,
Там и юнец бранился и старик. В том городе кричали и вопили
И чудно жили под всеобщий крик.

Из песен остаётся на века
Скорее песня та, что коротка.
Порой навечно людям остается
С коротким изречением строка.
В коротком слове мудрость к нам пробьётся,
Хоть век назад слетела с языка.

Поговорить собрались знатоки,
Весь день не унимались языки. Средь мудрецов, согласно повеленью,
Сидел и я, желанью вопреки. Но вот сказали мне: «Свое сужденье
О том, что ты услышал, изреки!» Сказал я: «Слышу мельницы движенье,
Шум вала и течения реки. Мне видно жерновов круговращенье,
Одно обидно: не видать муки!»

Изрек один мудрец, седой старик:
— Три правила на свете я постиг.
Во-первых, не рассчитывай на дружбу
Людей богатых и земных владык. Во всем, что дел касается серьезных,
Не доверяйся женам ни на миг. И полагая, что берешь для пробы,
Себе не капай яда на язык.

С толпою приближенных,
Со свитой стражей конных
На вороных конях,
Объезд краев исконных
Свершал великий шах. «Будь славен, шах великий»,
Кругом кричал народ,
И лезли все вперед,
Чтоб пасть перед владыкой, Один дервиш убогий
На всех не походил.
Сидел он у дороги,
Безмолвие хранил. И самый именитый
Придворный блюдолиз
Вдруг, отделясь от свиты,
Над стариком навис: «Коль ты, молчальник кроткий, Безмолвствовать привык,
Так выдерут из глотки
Ненужный твой язык!» И шах — правитель строгий —
Остановил коня: «Ты почему, убогий,
Не падаешь мне в ноги,
Приветствуя меня!» Дервиш ответил внятно:
«Мой шах, ты знаешь сам —
Случалось попадать нам
Под власть к твоим врагам. И вся толпа, бывало,
Нимало не скорбя,
Твоих врагов встречала
Не хуже, чем тебя. Тебя я не в гордыне
Молчанием встречал,
Безмолвствовавший ныне,
Я и тогда молчал. Любовь не расцветает
Там, где таится страх,
Она не на устах,
А в сердце обитает. И если только силой
Ты в силах управлять,
Казни меня, не милуй,
Ты властен убивать!» Но шах, смягчившись, прежде,
Чем кликнуть палача,
Дал нищему одежды
Со своего плеча. Придворных озадачил,
Когда он не льстеца, —
Молчальника назначил
Советником дворца. С тех пор судил и правил
Добром великий шах.
Народ владыку славил,
Но славил не за страх. Шах до скончанья века
Благословлял тот час,
Когда он Человека
Себе на счастье спас. И думал шах в смущеньи:
«Ни раб, ни аксакал,
Сей нищий уваженье
Мне под ноги постлал». И понял шах великий,
Что мерят лишь рабы
Достоинства владыки
Покорностью толпы.

Язык — это тело мышления.