Цитаты со словом "всего"

Грянул год, пришел черед,
Нынче мы в ответе
За Россию, за народ
И за все на свете.
От Ивана до Фомы,
Мертвые ль, живые,
Все мы вместе — это мы,
Тот народ, Россия.

Литература — добрый советчик в определении того, что составляет, пожалуй, главный вопрос для юношества: кем быть? Дело не в том, что литература зовет только в литературу. Вовсе нет. Литература притягательной силой созданных ею образов зовет во все области человеческой деятельности, человеческого труда. В этом смысле она способна направить человека, помочь ему найти свое призвание, свою задачу в жизни.

Все великое земное
Разлетается как дым:
Ныне жребий выпал Трое,
Завтра выпадет другим.

Моя Родина – мой последний дом, все грехи твои на себя возьму.

Искусство все простить и жажда жить — недосягаемое совершенство.

Давайте жить, во всем друг другу потакая, — тем более что жизнь короткая такая.

Все кончается в срок. Лишней крови хватает. Род людской ведь не сахар: авось не растает.

Актеры, правьте ремесло,
Чтобы от истины ходячей
Всем стало больно и светло!

О, я хочу безумно жить:
Все сущее увековечить,
Безличное — вочеловечить,
Несбывшееся — воплотить!

Жизнь — без начала и конца. Нас всех подстерегает случай.

Настоящая любовь к родине неотделима от любви ко всему человечеству

И только то усталое плечо
Простит сейчас, да и простит еще,
И только те печальные глаза
Простят все то, чего прощать нельзя…

Талант, он подобен Луне, которая то в полнолунии, то на ущербе, то ее совсем не видно. А если Луна все время в полнолунии, то это не Луна, а бутафория, крашеная фанера.

Как зритель, не видевший первого акта,
В догадках теряются дети.
И все же они ухитряются как-то
Понять, что творится на свете.

Утро мудренее! Но и утром все не так, нет того веселья: или куришь натощак, или пьёшь с похмелья.

Шестым чувством своим, всем существом, всем данным господом богом разумом уверен я, что нормален. Но, увы! Убедить в этом невозможно, да и стоит ли?!

Вот уж действительно, все относительно — все, все, все…

Но даже светлые умы все размещают между строк: у них расчет на долгий срок.

Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.

Жить с раскрытой нараспашку душой — все равно, что ходить с раскрытой ширинкой.

Жить нужно легче, жить нужно проще, все принимая, что есть на свете.

Глупое сердце, не бейся! Все мы обмануты счастьем.

Я любил и люблю работу журналиста, но она имеет одну неотъемлемую особенность — чем дальше идет время, тем все меньше и меньше из написанного тобою в прошлом ты вправе заново предлагать вниманию читателя. Особенность в какой-то мере горькая, но тому, кто заранее не готов с ней примириться, нет смысла становиться журналистом.

Все мы сейчас на войне одинаковые: и злые — злые, и добрые — тоже злые! А кто не злой, тот или войны не видал, или думает, что немцы его пожалеют за его доброту.

Война каждый час разлучает людей: то навсегда, то на время; то смертью, то увечьем, то раной. И все-таки, как ни наглядишься на все это, но что она такое, разлука, до конца понимаешь, только когда она нагрянет на тебя самого.

Самая высшая из всех доступных человеку радостей — радость людей, которые спасли других людей.

Активность в жизни хороша, но не осознание того, что ты ничтожен… Вот сегодня включи телевизор – нельзя сказать, что сплошные ничтожества, так не бывает, но много. Много. Причем все наглецы… Все звезды – как будто в России не было ни Карамзина, ни Пушкина, никого. Не хочу называть сегодняшние имена, фамилии. Не хочу быть агрессивным… Это время пройдет. Это время ложных богов, а значит, и ложных личностей.

Можно Лермонтова знать плохо,
Можно Фета пролистать вкратце,
Можно вовсе не читать Блока…
Но всему же есть предел, братцы!

Целый день генерал ум в кулак собирал. Все кумекал в поте лица – как избавиться от стрельца. Да в башке мысли от напряга скисли.

Библиотеки — это сокровищницы всех богатств человеческого духа.

Абстракция сама по себе не является ошибкой, лишь бы только помнили, что то, от чего отвлекаются, все же существует.

Трёх выгод мы ждём от истории: прежде всего — наслаждения узнавать необычные вещи, затем — полезных, особенно для жизни, наставлений и наконец — рассказа о том, как настоящее произошло из прошлого, когда все превосходно выводится из своих причин.

Я не принадлежу к числу тех, которые питают страсть к своему Отечеству, или к какой-нибудь другой нации, мои помыслы направлены на благо всего человеческого рода; ибо я считаю отечеством Небо и его согражданами всех благомыслящих людей, и мне приятнее сделать много добра у русских, чем мало у немцев или других европейцев, хотя бы я пользовался среди них величайшим почетом, богатством и славой, но не мог бы при этом принести много пользы другим, ибо я стремлюсь к общему благу.

Если бы геометрия так же противоречила нашим страстям и интересам, как нравственность, то мы бы так же спорили против нее и нарушали ее вопреки всем доказательствам.

Наш мир — лучший из всех возможных миров.

Из всех пороков пьянство более других несовместимо с величием духа.

Вся моя надежда на самого себя.

Чтобы умереть, нужно обладать невероятным смирением. Странно, что такое смирение обнаруживают все.

У всех нас есть какая-нибудь мания, мешающая нам безоговорочно принять высшее блаженство.

Я изо всех сил стараюсь представить себе вселенную без... меня. К счастью, существование смерти компенсирует недостаток моего воображения.

Только что пролистал одну биографию. Мысль о том, что все упомянутые в ней персонажи существуют уже только на страницах этой книги, показалась мне настолько невыносимой, что я лег, дабы не упасть в обморок.

Когда думаешь что достиг некоторой степени отрешённости, то считаешь всех энтузиастов, включая и основателей религиозных учений, комедиантами. Но разве отрешённость сама по себе не участвует в этом комедиантстве? Если любые поступки притворны, сам отказ от них тоже является таковым — и тем не менее это благородное притворство.

Порвать со своими богами, со своими предками, со своим языком и страной, порвать со всем — разумеется, это ужасное испытание; но в то же время это восхитительный опыт, пережить который так жадно стремятся перебежчики и, еще больше, предатели.

Все эти дети, которых я не захотел иметь, — если бы только они знали, каким счастьем мне обязаны!

Письма, в которых речь идет лишь о душевных терзаниях и метафизических вопросах, быстро наскучивают. Чтобы создать впечатление правдоподобия, во всем нужна доля мелочности. Если бы ангелы занялись писательством, то — за исключением падших — их было бы невозможно читать. Безупречная чистота переваривается с трудом, поскольку она несовместима с вдохновением.

Я обречён осуществиться лишь наполовину. И эта усечённость — во всём: в манере жить, в манере писать. Человек отрывков.

Для человека, только что оправившегося от любовного недуга, возможность нового увлечения видится столь немыслимой, что ему кажется, будто все живые существа, вплоть до последней мошки, ввергнуты в пучину разочарования.

Прошёлся по кладбищу Монпарнас. Все — молодые и старые — строили планы на будущее. Больше не строят.

Мы были вместе, я забыл весь мир.

Пессимист говорит, что все женщины распутницы. Оптимист провозглашает, что это не так, но надеется.

Женщина должна быть интересной только эротически, точнее, сексуально, все остальные ее достоинства мужчина доделает себе сам.

Как умны были бы женщины, если бы обладали всем тем разумом, который мужчины из-за них потеряли!

Уничтожение прошлого, возможно, худшее из всех преступлений.

Все грехи — это попытки заполнить пустоту.

Я не притворяюсь, что у нас есть все ответы. Но вопросы, безусловно, стоит задуматься ..

Предположим, что мы достаточно мудры, чтобы узнавать и знать, однако еще недостаточно мудры, чтобы контролировать свой процесс познания и сами знания, а потому используем их себе во вред. Даже если и так, знание все равно лучше, чем невежество.

Лучше знать, даже если знание очень скоро повлечет за собой гибель, чем обрести вечную жизнь ценой тусклого скотского непонимания вселенной, которая невидимо для нас бурлит во всем своем волшебстве.

Каждый волен верить, во что он хочет. Я только против того, чтобы заставлять всех верить во что-то одно.

Господь любит нас всех, но ни от одного из нас не в восторге.

Люди на земле должны дружить. Не думаю, что можно заставить всех людей любить друг друга, но я желал бы уничтожить ненависть между людьми.

Для успешного планирования нужна единая, общая для всех система ценностей — именно поэтому ограничения в материальной сфере так непосредственно связаны с потерей духовной свободы.

Большинством голосов можно принимать решения тогда, когда выбор ограничен определенной альтернативой; но ниоткуда не следует, что должна существовать определенная точка зрения большинства по всем вопросам.

Вся пропаганда служит одной и той же цели, а каждое из ее орудий и весь аппарат организовывается так, чтобы координированным образом влиять на людей в одном направлении и в конечном счете достичь полной унификации всех умов.

Не все хорошие люди — непременно демократы.

Власть искусного пропагандиста так велика, что он может придать человеческому мышлению любую требуемую форму, и даже самые развитые, самые независимые в своих взглядах люди не могут целиком избежать этого влияния, если их надолго изолировать от всех других источников информации.

Несомненно, Библия остается и навсегда останется важным историческим и художественным произведением. Но с развитием науки Библия, Коран и вся сопутствующая им литература полностью потеряли роль каких-то «священных сочинений.»

Конечно, ведь вообще история церкви, ведь я отнюдь не осуждаю верующих, ведь 2000 лет назад состояние общества и знания было таким, что почему бы не поверить в чудеса, почему не поверить. В религии все есть. Но понимаете, это, кажется, называется философский релятивизм. Что все, мол, относительно и т. д. и т. д. Я совершенно с этим не согласен. Не согласен. Нет. Есть рациональность, есть истина.

С. Сорокина: У Вас многолетняя привычка думать, поэтому Вы все равно от жизни не отключаетесь. А у многих нет никакой привычки думать ни в какой мере.
В. Гинзбург: Ну, так нужно их учить думать, а не верить в чудеса. Что такое чудо? Чудо — это то, что противоречит науке, чего нет.

Во всех известных мне случаях верующие физики и астрономы в своих научных работах ни словом не упоминают о Боге... Занимаясь конкретной научной деятельностью, верующий, по сути дела, забывает о Боге...

Есть креационизм, то, что лежит в основе религии, которая заключается в том, что все бог создал. И есть дарвинизм, теория эволюции. Если кто-то хочет считать, что это две точки зрения, пусть считает. Но это то же самое, что сравнивать дважды два — это четыре или пять. У кого-то может быть «точка зрения», что дважды два — это пять...

...Патриотизм я понимаю так: в меру возможностей человек должен стараться просвещать население. Делать все, что может хорошего для своей страны. Государство и страна должны стремиться к воспитанию населения.

Преподавание религии, закона божьего, чего-то такого в школах абсолютно недопустимо. Другое дело, если в школе будет история религии. У нас светское государство, и в школе нельзя иметь что-то религиозное. Православными церковь считает всех крещённых. А это абсолютно неверно. Ведь детей зачастую крестят без их согласия, в младенческом возрасте. Как ребёнок может выбирать религию? Я сам атеист, мой отец был верующий, когда мне было десять лет, я тоже сказал, что я верующий. Я же не понимал ничего. А преподавая религию в школах, эти, мягко говоря, сволочи церковные хотят заманить души детей. Представьте, детям вбивают с малых лет в голову, что бог создал человека, а потом у них будет урок биологии, на котором они узнают, что есть эволюция. Это абсурд.

Рано или поздно на входе в поворот вы осознаете: вот оно, чего вы так боялись! Улет с трассы, все! На дороге удержаться невозможно. Но если вы все же каким-то чудом остались на асфальте, то знайте, что это и была та грань. Так теперь надо ездить всегда.

Что касается разного рода подтекста, это не входило в намерения автора. Книга не является ни аллегорической, ни тематической.
Многое можно додумать, согласно вкусам любителей аллегорий или ссылок на реальную действительность. Но я испытываю и всегда испытывал искреннюю неприязнь к аллегории во всех проявлениях — с тех самых пор, как стал достаточно стар и зануден, чтобы её замечать. Я куда больше люблю историю, настоящую или выдуманную, которая бы различным образом взаимодействовала с опытом читателя.

Сплетни – это то, что никому в открытую не нравится, но чем все наслаждаются.

Нет понятия «плагиат»: само собой разумеется, что все произведения — произведения одного автора, вневременного и анонимного.

...(Утверждается, что) существует один-единственный субъект, что неделимый этот субъект есть каждое из существ Вселенной и что все они — органы и маски божества.

Все на свете к чему-то приводит сейчас, именно сейчас. Века проходят за веками, но лишь в настоящем что-то действительно совершается: столько людей в воздухе, на суше и на море, но единственное, что происходит на самом деле, — это происходящее со мной.

Быть чем-то одним неизбежно означает не быть всем другим, и смутное ощущение этой истины навело людей на мысль о том, что не быть — это больше, чем быть чем-то, что в известном смысле это означает быть всем.

Из всех тоталитарных нарушений прав личности при смешанной экономической системе призыв на военную службу, наверное, самое страшное. Это надругательство над правами. Военный призыв отрицает фундаментальное право человека — право на жизнь — и устанавливает основной принцип тоталитаризма, согласно которому жизнь человека принадлежит государству, и государство может потребовать пожертвовать ею в войне. Если принимается этот принцип, все остальное — лишь вопрос времени.

Если государство может заставить человека рисковать жизнью или здоровьем в войне, которую объявило по собственной прихоти, цели которой он не может не то что одобрить, но даже понять, если для того, чтобы послать его на нечеловеческую муку, не требуется его согласия, тогда, в принципе, в этом государстве отрицаются все права, и его правительство не является защитником граждан. Что же в таком случае оно защищает?

Я осуждаю альтруизм. Я считаю его злом. Потому что это не помощь другим, а принесение себя в жертву. Предельные случаи альтруизма - нацистская Германия и Россия, где коммунисты сделали коммунизм институцией и где от каждого гражданина требуют, чтобы он пожертвовал собой ради государства. Все диктатуры основываются на альтруизме

Поздно признаваться в ошибке, когда весь корабль под водою.

Если в течение одной минуты Вы думаете, что Вы лучше, чем шестнадцатилетняя девочка в футболке Green Day, вы горько ошибаетесь. Вспомните первый раз, когда Вы пошли на концерт вашей любимой группы. Стояли в их фирменной футболке и подпевали каждое слово. Вы не знали ничего о политике сцены, стрижках или что считалось круто. Все, что Вы знали — их музыка отличается от музыки остальных групп.

Это уничтожает все мои комплексы. Ничто не способно ранить меня. Я чувствую себя полностью неукротимым. Мне кажется, что все остальные на этой стадии тоже неукротимы и мы способны на что угодно. Ничто не остановит нас.

Чтобы иметь все основания для творчества, нужно, чтобы сама жизнь ваша была содержательна.

Общество - это огромный корабль и все находящиеся на нём должны помогать кормчему управлять им.

Все может отдать мужчина своему верному другу, — все, только не ту женщину, которую любит.

Нередко тоска по одной утраченной радости может омрачить все прочие услады мира.

Все наши сетования по поводу того, чего мы лишены, проистекают от недостатка благодарности за то, что мы имеем.

С помощью музыки мы гипнотизируем людей, низводя их до примитивного уровня, и там, находя их самое слабое место, ты можешь им вбить в голову все, что угодно.

Все, о чем я думал снова и снова, было: "Ты не можешь жить вечно; ты не можешь жить вечно".

В юношеские годы, когда человек особенно восприимчив, я как-то получил от отца совет, надолго запавший мне в память: если тебе вдруг захочется осудить кого то, — сказал он, — вспомни, что не все люди на свете обладают теми преимуществами, которыми обладал ты.

Просто слова мне не нужны. Если это все, что у тебя для меня есть, лучше уйди.

В этом мире есть все виды любви, но никогда не бывает одной и той же любви дважды.

Подкреплять общими словами утверждение, которое приобретает вес, только если его доказать, это все равно что объявить: «Имею честь уверить вас, что земля вращается вокруг солнца»

М* говорил мне, что, как ни старается госпожа К* стать богомолкой, у неё все равно ничего не выйдет: для спасения души мало одной глупости, то есть искренней веры, тут ещё нужен такой запас повседневного тупоумия, какого ей никогда не приобрести. «А именно это тупоумие и зовётся благодатью», — добавил он.

Почти все люди — рабы, и это объясняется той же причиной, какой спартанцы объясняли приниженность персов: они не в силах произнести слово «нет». Умение произносить его и умение жить уединённо — вот способы, какими только и можно отстоять свою независимость и свою личность.

Наряд — предисловие к женщине, а иногда и вся книга.

Грех — причинять людям боль без необходимости. Все прочие грехи являются надуманной чушью. Причинять же боль самому себе не грех, а глупость.

Женщины и кошки будут делать все, что пожелают, а мужчины и собаки должны расслабиться и привыкнуть к этой идее.

Всем моим состоянием предан службе и ни о чем более не думаю, как об одной пользе государственной.

Во время испытания стекаются все беды.

Алчная душа всем злым делам начало.

Итак, вся жизнь - это великая цепь, природа которой известна всякий раз, когда нам показывают ее связь.

Но любовь - это эмоциональная вещь, и все, что эмоционально, противоположно той истинной холодной причине, которую я ставлю превыше всего.

Если какой-нибудь поступок добродетелен или порочен, это является лишь признаком определенного душевного качества или характера; он должен проистекать из постоянных принципов нашего духа, распространяющихся на все поведение человека и входящих в его личный характер.

Фантазия пробегает весь мир, собирая идеи, относящиеся к какому-нибудь предмету.

Рассказ, всеми отвергаемый в том месте, где он впервые был пущен в обращение, будет считаться достоверным на расстоянии тысячи миль оттуда.

Следовательно, руководителем в жизни является не разум, а привычка. Лишь она понуждает ум во всех случаях предполагать, что будущее соответствует прошлому. Каким бы легким ни казался этот шаг, разум никогда в течение целой вечности не был бы в состоянии его совершить.

Люди обладают общей склонностью представлять все существуещее подобным себе и приписывать каждому объекту те качества, с которыми они близко знакомы и которые они непосредственно осознают.

Все, что мы называем героической доблестью и чем восхищаемся как величием и возвышенностью духа, есть не что иное, как спокойная и твердо обоснованная гордость и самоуважение.

Зависть опасна. Она разрушает вас и может погубить всю дружбу и карьеру в один миг.

Жизнь коротка, даже если доживешь до девяноста. Живи на полную катушку — вот как я считаю. Цени каждый миг, каждый час, каждый день, потому что не успеешь и глазом моргнуть, как все кончится. Я абсолютно уверен, что для большинства людей их смерть становится неожиданностью.

Я все еще правильный католический мальчик в глубине души. Нет ничего веселее, чем смеяться в церкви.

Давайте рассуждать так. Очень сложно представить, что Адольф Гитлер и мать Тереза попадут в одно и то же место. Приятнее верить, что существует некая справедливость. Мое определение Бога – это попытка повернуться лицом к физике, математике и химии, которые мы уже немного понимаем. Это мой Бог. Что-то должно было что-то создать. Я лежу ночью в постели без сна и тревожусь. Думаю о том, как бы уйти куда-нибудь навсегда, улететь с облаками, арфами, ангелами, крыльями. У Святого Питера есть секрет, и Святой Питер однажды спросил Бога. А у него не было права спрашивать Бога, но Господь ему позволил. Бог сказал: «Хорошо, что у тебя за вопрос?». Если ты такой милосердный... если ты всезнающ, и ты создал всех своих детей, которых, как ты знаешь, несет прямо в Ад – зачем ты, Боже, вообще их создал? И ответ был: «Потому что Ад не вечен». Никто не попадает в Ад навечно. Это как комната ожидания – место, где нет Бога. А Питер снова спросил: «Если ты знаешь о страданиях людей на земле, почему такие ужасные вещи происходят с хорошими людьми?» А Бог ответил: «Потому что я настолько люблю их, что посылаю им боль, и переход из жизни в смерть получается более глубоким, что позволяет им прочувствовать мой дар лучше, чем другим».

...Хорошо известно, что если жена покидает мужа и уходит к какому-либо другому, то причина та, что муж не сумел (её) удержать. Часто муж одаривает жену дорогими подарками, изливается перед ней любовными речами, но ежели при всём этом он оказывается импотентом, то всякая порядочная женщина пойдёт к тому мужчине, который, хотя и победнее без материальных благ, но будет ей муж...

Эксперт — это человек, который совершил все возможные ошибки в некотором узком поле.

Наш язык напоминает мне это мытье посуды. У нас грязная вода и грязные полотенца, и тем не менее мы хотим сделать тарелки и стаканы чистыми. Точно так же и с языком. Мы работаем с неясными понятиями, оперируем логикой, пределы применения которой неизвестны, и при всем при том мы ещё хотим внести какую-то ясность в наше понимание природы.

Я вполне могу допустить, что хорошенькая героиня, спасаясь бегством, может оказаться на извилистой и опасной горной тропе. Менее вероятно, но все же возможно, что мост над пропастью рухнет как раз в тот момент, когда она на него ступит. Исключительно маловероятно, что в последний момент она схватится за былинку и повиснет над пропастью, но даже с такой возможностью я могу согласиться. Совсем уж трудно, но все-таки можно поверить в то, что красавец ковбой как раз в это время будет проезжать мимо и выручит несчастную. Но чтобы в этот момент тут же оказался оператор с камерой, готовый заснять все эти волнующие события на пленку, — уж этому, увольте, я не поверю!

Ваша идея, конечно, безумна. Весь вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы оказаться верной.

Эксперт — это человек, который совершил все возможные ошибки в очень узкой специальности.

Автор, работающий над своей рукописью, — по преимуществу критик, ибо просеивание, комбинирование, конструирование, вычёркивание, исправление, опробование — весь этот каторжный труд в большей мере удел критика, чем художника.

Хороший поэт тем и отличается от плохого, что все его стихи отмечены печатью личности — значительной, законченной, многогранной.

Телевидение - это такая развлекательная среда, которая позволяет миллионам людей слышать одну и ту же шутку в один и тот же миг и все же оставаться в одиночестве.

Если христианство погибнет, вместе с ним погибнет вся наша культура. И придется начинать всё сначала, медленно и болезненно, и новая культура из ниоткуда не появится. Нужно подождать, пока прорастет трава, потом скормить её овцам, потом состричь шерсть, а уж затем вязать себе кофту. Нас ждут долгие века варварства. Скорее всего, мы не доживем до расцвета новой культуры, как и наши прапрапраправнуки — а если и доживем, вряд ли кому-либо из нас это принесет счастье.

Апрель — самый жестокий из всех месяцев.

За столом мне все время казалось, что кто-то слишком много ест! И я твердо знал, что этот «кто-то»

Нельзя не уважать того, кто умеет написать слово «Суббота», даже если он пишет его неправильно, но правильнописание — это еще не все. Бывают такие дни, когда умение написать слово «Суббота» просто не считается.

Экспедиция — это вот что значит: все идут друг за другом, гуськом...

Если вы живете в Лондоне достаточно долго, то обязательно рано или поздно заглянете в зоопарк. Есть люди, которые входят в ворота, где стоит указатель «ВХОД», и быстренько пробегают мимо всех клеток подряд, держа курс на другие ворота, с указателем «ВЫХОД». Знатоки же прямиком идут к своим любимым животным и остаются там.

Если вы живете в Лондоне достаточно долго, то обязательно рано или поздно заглянете в зоопарк. Есть люди, которые входят в ворота, где стоит указатель «ВХОД», и быстренько пробегают мимо всех клеток подряд, держа курс на другие ворота, с указателем «ВЫХОД.»

У вас в жизни всегда будет все, что вы хотите, если вы будете помогать другим людям получать то, чего хотят они.

Тот, кто угнетает какую-либо одну нацию, этим самым объявляет себя врагом всех наций.

Общество обязано обеспечить всех своих членов средствами к существованию, либо предоставляя им работу, либо снабжая средствами к существованию тех, кто не в состоянии работать

Следует помнить, что правительства, какие бы они ни были, установлены народом и для народа, что все, кто правит, [...] являются лишь уполномоченными и представителями народа...

И ещё: все приёмы предвыборной борьбы требуют от человека одних качеств, а для государственного водительства — совершенно других, ничего общего с первыми. Редок случай, когда у человека есть и те и другие, вторые мешали бы ему в предвыборном состязании. А между тем, «представительство» становится как бы профессией человека, чуть не пожизненной. Образуется сословие «профессиональных политиков», для кого политика отныне — ремесло и средство дохода. Они лавируют в системе парламентских комбинаций — и где уж там «воля народа»...

Инженер?! Мне пришлось воспитываться как раз в инженерной среде, и я хорошо помню инженеров двадцатых годов: этот открыто светящийся интеллект, этот свободный и необидный юмор, эта лёгкость и широта мысли, непринуждённость переключения из одной инженерной области в другую и вообще от техники к обществу, к искусству. Затем эту воспитанность, тонкость вкусов; хорошую речь, плавно согласованную и без сорных словечек; у одного немножко музицирование; у другого немножко живопись; и всегда у всех — духовная печать на лице.

Просто у людей перевёрнуты представления — что хорошо и что плохо. Жить в пятиэтажной клетке, чтоб над твоей головой стучали и ходили, и радио со всех сторон, — это считается хорошо. А жить трудолюбивым земледельцем в глинобитной хатке на краю степи — это считается крайняя неудача.

За все реформы мы берёмся как похуже — так и тут. Только губят дело и отбивают у людей последнюю веру в обещания власти.

Все отдавать на голосование по большинству — значит устанавливать его диктатуру над меньшинством и над особыми мнениями, которые как раз наиболее ценны для поиска путей развития.

Термин «национальная идея» не имеет чёткого научного содержания. Можно согласиться, что это — когда-то популярная идея, представление о желаемом образе жизни в стране, владеющее её населением. Такое объединительное представление понятие может оказаться и полезным, но никогда не должно быть искусственно сочинено в верхах власти или внедрено насильственно.
<...>
Когда дискуссия о «национальной идее» довольно поспешно возникла в послекоммунистической России, я пытался охладить её возражением, что, после всех пережитых нами изнурительных потерь, нам на долгое время достаточно задачи Сбережения гибнущего народа.

Источник силы или бессилия общества — духовный уровень жизни, а уже потом — уровень промышленности. Одна рыночная экономика и даже всеобщее изобилие — не могут быть венцом человечества. Чистота общественных отношений — основней, чем уровень изобилия. Если в нации иссякли духовные силы — никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасёт её от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит. Среди всех возможных свобод — на первое место всё равно выйдет свобода бессовестности: её-то не запретишь, не предусмотришь никакими законами. Чистая атмосфера общества, увы, не может быть создана юридическими законами.

Если мы не хотим над собой насильственной власти — каждый должен обуздывать и сам себя. Никакие конституции, законы и голосования сами по себе не сбалансируют общества, ибо людям свойственно настойчиво преследовать свои интересы. Большинство, если имеет власть расширяться и хватать — то именно так и делает. (Это и губило все правящие классы и группы истории.) Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве сопротивлений — но на сознательном самоограничении: на том, что мы всегда обязаны уступать нравственной справедливости. Только при самоограничении сможет дальше существовать всё умножающееся и уплотняющееся человечество. И ни к чему было всё долгое развитие его, если не проникнуться духом самоограничения: свобода хватать и насыщаться есть и у животных. Человеческая же свобода включает добровольное самоограничение в пользу других. Наши обязательства всегда должны превышать предоставленную нам свободу.

Вы можете забрать у меня все мои заводы, все мои капиталы, всё, что я имею. Но оставьте мне пять моих лучших управляющих, и вы не успеете опомниться, как я снова буду впереди всех.

Все естественное несправедливо.

Все мы знаем, что такое парламент, и всем нам за это стыдно.

Старые и молодые — мы все вышли в наш последний круиз.

Человеческое тело — это дом с многими окнами. Мы все сидим перед ними, показываем себя и просим проходящих мимо зайти в дом и любить нас.

Памятники ставятся всему тому, что наименее памятно.

Моя постель — как малый челн.
Я с няней снаряжаюсь в путь,
Чтоб вдруг, пловцом средь тихих волн,
Во мраке потонуть.

Чуть ночь, я на корабль всхожу,
Шепнув «покойной ночи» всем,
И к неземному рубежу
Плыву, и тих и нем.

Чего стоило бы познание со всем присущим ему упорством, если бы оно должно было обеспечить всего лишь количественное усвоение знаний и не предполагало бы освобождение — особого рода и в той мере, в какой это возможно, от автоматизма сознания для того, кто познаёт? В жизни бывают некие моменты, когда необходимо ставить вопрос о том, возможно ли мыслить иначе, чем мы мыслим, и видеть иначе, чем мы видим, если только мы хотим продолжать думать и смотреть.

...Вопрос идеологии, поставленный перед наукой, — это не вопрос ситуаций или практик, которые она более или менее сознательно отражает; это также и не вопрос её возможного использования или всех возможных злоупотреблений ею; это вопрос её существования в качестве дискурсивной практики и её функционирования среди других практик.

Чего стоило бы познание со всем присущим ему упорством, если бы оно должно было обеспечить всего лишь количественное усвоение знаний и не предполагало бы освобождение — особого рода и в той мере, в какой это возможно, от автоматизма сознания для того, кто познаёт? Что же представляет собой сегодня философия — я хочу сказать, философская деятельность, если она не является критической работой мысли над самой собой?

Власть вездесуща; не потому, что она охватывает все, но потому, что она исходит отовсюду.

Существует интернациональный долг, создающий права и обязанности и состоящий в том, чтобы выступать против любого злоупотребления властью, независимо от того, кто его совершает и кто становится его жертвами. В конце концов, всеми нами управляют, а это значит, что все мы солидарны.

Человек есть такой способ бытия, в котором находит своё обоснование постоянно открытое, заведомо не ограниченное, но, напротив, вновь и вновь преодолеваемое пространство между всем тем, что человек пока ещё не осмысливает в свете cogito, и тем мыслительным актом, которым, наконец, оно всё же постигается...

Непреодолимое желание быть счастливым включает в себя все прочие желания.

Из всех мужчин, которых я не любила, лучшим был мой первый муж.

Она такая хорошая подруга, что побросала бы всех своих знакомых в воду, чтобы иметь удовольствие вытащить их оттуда.

От брака проистекают все привязанности женщины. И погибло счастье женщины, если она вышла за того, кого не любит.

Кто истинно любит, тот не ревнует. Главная сущность любви — доверие. Отнимите у любви доверие — вы отнимите у нее сознание собственной ее силы и продолжительности, всю ее светлую сторону, — следовательно, всё ее величие.

Человек твердый приписывает все воле; человек восторженный — воображению; человек чувствительный — любви.

Слишком старательные поиски слов часто портят всю речь. Лучшие слова — это те, которые являются сами собой; они кажутся подсказанными самой правдой.

Есть такие краткие изречения и пословицы, которые всеми приняты и употребляются. Такие изречения не переходили бы из века в век, если бы всем людям не казались истинными.

Я — не расист... В прошлом я разрешал себе огульно обвинять всех белых людей, всю белую расу, и мои слова причинили вред некоторым белым, которые, возможно, не заслуживали такого отношения к себе. Но набравшись религиозных знаний в ходе моего недавнего паломничества в святой город Мекку, я больше не подписываюсь под обвинениями в адрес никакой из рас. Отныне я стремлюсь жить жизнью праведного мусульманина, чтущего Сунну. Я хочу повторить ещё раз, что я — не расист, и не подписываюсь под убеждениями расизма. Я могу заявить со всей искренностью, что я желаю только свободы, правосудия и равенства, жизни, свободы и счастья для всех людей!

Шляпа - равно волшебник, а волшебник - шляпа. Все остальное мишура.

Ты уверен, что все это правда? — Я уверен, что все это журналистика. — И что это значит?

По пути на Тусклую улицу Вильям купил номер «Инфо» и уже в который раз задумался: кто же придумывает всю эту чушь? Причем стоило признать: написано было талантливо. Сам Вильям как-то раз собрался написать парочку вполне невинных по содержанию новостных писем — в городе тогда не происходило буквально ничего заслуживающего внимания, — но быстро понял, что сделать это гораздо сложнее, чем могло показаться. Как он ни старался, здравый смысл и интеллект брали верх. Кроме того, врать было Неправильно.

Ты уверен, что все это правда? — Я уверен, что все это журналистика. — И что это значит? — Это значит, что в данный момент это правда.

Все расположенное задом наперед куда проще понять, если поставить еще и с ног на голову, — объяснил лорд Витинари, рассеянно постукивая себя по подбородку серебряным набалдашником трости.

Акула думала недолго. Акулы вообще недолго думают. В целом весь их мыслительный процесс можно выразить знаком «=». Ты это видишь = ты это ешь

Свет считает, что он быстрее всех, но он ошибается: неважно, как быстро летит свет — темнота уже на месте и дожидается его.

Скажи, какую правду ты имеешь в виду сейчас? Правду, настолько ценную, что ее нужно окружить караульными лжи? Правду, которая может показаться более странной, чем вымысел? Или правду, которая все еще надевает башмаки, пока ложь обегает весь мир?

Он хотел... ну и что он хотел? Проинформировать людей? Да. Вызвать у них беспокойство? По крайней мере, у некоторых. Чего он не ожидал, так это того, что его слова окажутся несущественными. Новостной листок выходит, и... ничего. Всем просто плевать.

Говорят, что вся ваша жизнь проносится перед вашими глазами перед самой смертью. Это правда, это называется Жизнь.

Искусство — священный факел, милосердно освещающий все устрашающие глубины, все постыдные и скорбные пропасти бытия; искусство — божественный огонь, данный миру, дабы тот в искупительном сострадании вспыхнул и исчез вместе со всем своим позором и мукой.

Безумие... — понятие достаточно зыбкое, и люди мещанского склада произвольно орудуют им, руководствуясь сомнительными критериями. Границу разумного они проводят наспех и очень близко от себя и своих пошлых убеждений, а все, что находится за нею, объявляют сумасшествием.

Прошлое — это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?
Так будет вернее даже в том случае и, может быть, как раз в том случае, если речь идет о прошлом всего только человека, о том загадочном бытии, в которое входит и наша собственная, полная естественных радостей и сверхъестественных горестей жизнь, о бытии, тайна которого, являясь, что вполне понятно, альфой и омегой всех наших речей и вопросов, делает нашу речь такой пылкой и сбивчивой, а наши вопросы такими настойчивыми. Ведь чем глубже тут копнешь, чем дальше проберешься, чем ниже спустишься в преисподнюю прошлого, тем больше убеждаешься, что первоосновы рода человеческого, его истории, его цивилизации совершенно недостижимы, что они снова и снова уходят от нашего лота в бездонную даль, в какие бы головокружительные глубины времени мы ни погружали его. Да, именно «снова и снова»; ибо то, что не поддается исследованию, словно бы подтрунивает над нашей исследовательской неуемностью, приманивая нас к мнимым рубежам и вехам, за которыми, как только до них доберешься, сразу же открываются новые дали прошлого. Вот так же порой не можешь остановиться, шагая по берегу моря, потому что за каждой песчаной косой, к которой ты держал путь, тебя влекут к себе новые далекие мысы.
Поэтому практически начало истории той или иной людской совокупности, народности или семьи единоверов определяется условной отправной точкой, и хотя нам отлично известно, что глубины колодца так не измерить, наши воспоминания останавливаются на подобном первоистоке, довольствуясь, какими-то определенными, национальными и личными, историческими пределами.

Я стараюсь ввести детей в гущу жизни и объяснить им, как любая отдельная хорошая черта человека, если она остаётся изолированной и не находит себе опоры во всём том хорошем, что имеется в природе человека, каждый раз рискует вновь затеряться в человеке или получить такое направление, которое одинаково легко может привести как к его падению, так и к его совершенствованию.

Три силы вместе — способность к наблюдению, способность к речи и способность к мышлению — следует считать совокупностью всех средств развития умственных сил.

Жизнь — духовный рассол, сохраняющий тело от распада. Мы живем в ежедневном предчувствии ее потери; все же, будучи потерянной, она не пропущена. Вопрос «стоит ли жизнь прожить?»

Знаток — специалист, знающий всё о чём-то и ничего обо всём прочем.

Если гражданина заставляют платить за образование и медицинское обслуживание, пенсию накапливать из собственных средств, жилье и коммунальные услуги оплачивать полностью, по рыночной цене, то зачем мне такое государство?! С какой стати я должен еще платить налоги и содержать безумную армию чиновников? Я всегда на всех уровнях говорил, что здравоохранение, образование и наука должны обеспечиваться из бюджета. Если государство сваливает эту заботу на нас самих, пусть исчезнет, нам будет гораздо легче!

Попадаются люди с талантом. Но сейчас очень в ходу разные кружки и объединения. Всякая стадность — прибежище неодарённости, всё равно верность ли это Соловьёву, или Канту, или Марксу. Истину ищут только одиночки и порывают со всеми, кто любит её недостаточно.

Будущее — это худшая из всех абстракций. Будущее никогда не приходит таким, каким его ждешь.

Все нынешней весной особое,
Живее воробьёв шумиха.
Я даже выразить не пробую,
Как на душе светло и тихо.

Все люди, посланные нам — это наше отражение. И посланы они для того, чтобы мы, смотря на этих людей, исправляли свои ошибки, и когда мы их исправляем, эти люди либо тоже меняются, либо уходят из нашей жизни.

У Каверина почти во всех его вещах начало лучше середины. Скоро надоедает автору собственный сюжет.

Когда я переводил «Гамлета» — я обложился переводами чужими, всеми, которые мне были только доступны и известны, — и двигался от строки к строке, сверяясь поминутно;..

Я был на пленуме, послушал. К голосовым упражнениям такого рода можно привыкнуть года за два. Сидят и твердят, как заклинание: «Нам нужна хорошая драматургия! Нам нужна хорошая драматургия». Это похоже вот на что: по улице идёт молодой человек и все ему желают хороших внуков, и он твердит, что хочет хороших внуков. А ему надо думать о детях, а не о внуках. Надо получить жизнь хорошую, тогда будет и хорошая драматургия.

Я так люблю тебя, что даже небрежен и равнодушен, ты такая своя, точно всегда была моей сестрой, и первой любовью, и женой, и матерью, и всем тем, чем была для меня женщина. Ты — Та Женщина.

Ни у какой истинной книги нет первой страницы. Как лесной шум, она зарождается бог весть где, и растет, и катится, будя заповедные дебри, и вдруг, в самый темный, ошеломительный и панический миг, заговаривает всеми вершинами сразу, докатившись.

Современные течения вообразили, что искусство как фонтан, тогда как оно — губка. Они решили, что искусство должно бить, тогда как оно должно всасывать и насыщаться. Они сочли, что оно может быть разложено на средства изобразительности, тогда как оно складывается из органов восприятия. Ему следует всегда быть в зрителях и глядеть всех чище, восприимчивей и верней, а в наши дни оно познало пудру, уборную и показывается с эстрады.

Будущее — это худшая из всех абстракций. Будущее никогда не приходит таким, каким его ждёшь. Не вернее ли сказать, что оно вообще никогда не приходит? Если ждёшь А, а приходит Б, то можно ли сказать, что пришло то, чего ждал? Всё, что реально существует, существует в рамках настоящего.

Попадаются люди с талантом. Но сейчас очень в ходу разные кружки и объединения. Всякая стадность — прибежище неодарённости, всё равно верность ли это Соловьёву, или Канту, или Марксу. Истину ищут только одиночки и порывают со всеми, кто любит её недостаточно.

Все мы стали людьми лишь в той мере, в какой людей любили и имели случай любить.

Блок — это явление Рождества во всех областях русской жизни.

Надо ставить себе задачи выше своих сил, во-первых, потому, что их все равно никогда не знаешь, а, во-вторых, потому, что силы и появляются по мере выполнения кажущейся недостижимой задачи.

Все люди, посланные нам, — это наше отражение. И посланы они для того, чтобы мы, смотря на этих людей, исправляли свои ошибки, и когда мы их исправляем, эти люди либо тоже меняются, либо уходят из нашей жизни.

Наступит время, когда все станет известным или дальнейший поиск окажется очень нудным, и тогда сами собой замолкнут кипучие споры по основным вопросам философии и физики и исчезнет забота о тщательном обосновании всех тех принципов, о которых мы беседовали в этих лекциях. Наступит время философов, которые все время стояли в стороне, делая глупые замечания.

... наша любознательность требует найти <...> простоту, требует, чтобы мы ставили вопросы, пытались ухватить суть вещей и понять их многоликость как возможный итог действия сравнительно небольшого количества простейших процессов и сил, на все лады сочетающихся между собой.

Разумеется, жизнь у каждого из нас только одна, и, когда вы совершаете все положенные ошибки и начинаете понимать, чего вам делать не следует, тут-то она к концу и подходит.

«Здоровый» банкир — увы! — не тот, кто предвидит опасность и избегает ее, а тот, кто идет ко дну по всем правилам вместе со своими клиентами, так что никто не может быть к нему в претензии.

«Долгосрочная перспектива» — плохой советчик в текущих делах. В долгосрочной перспективе все мы мертвы.

Мой основной принцип капиталовложений - идти против общего мнения на том основании, что, если все согласны с их достоинствами, инвестиции неизбежно будут дорогими и, стало быть, непривлекательными.

В конечном итоге мы все умрём.

Вместе с тем очевидно, что поскольку классическая теория приложима лишь к случаю полной занятости, то совершенно неправильно применять ее к анализу «вынужденной» безработицы, если уж таковая возникает (а кто же будет отрицать, что она действительно существует). Теоретики классической школы похожи на приверженцев эвклидовой геометрии в неэвклидовом мире, которые, убеждаясь на опыте, что прямые, по всем данным параллельные, часто пересекаются, не видят другой возможности предотвратить злосчастные столкновения, как бранить эти линии за то, что они не держатся прямо.

Можно уподобить деятельность инвесторов-профессионалов тем газетным конкурсам, в которых участникам предлагается отобрать шесть самых хорошеньких лиц из сотни фотографий, и приз присуждается тому, чей выбор наиболее близко соответствует среднему вкусу всех участников состязания. Таким образом, каждый из соревнующихся должен выбрать не те лица, которые он лично находит наиболее прелестными, а те, которые, как он полагает, скорее всего удовлетворяют вкусам других, причем все участники подходят к проблеме с той же точки зрения. Речь идёт не о том, чтобы выбрать самое красивое лицо по искреннему убеждению выбирающего, и даже не о том, чтобы угадать лицо, действительно удовлетворяющее среднему вкусу. Тут мы достигаем третьей степени, когда наши способности направлены на то, чтобы предугадать, каково будет среднее мнение относительно того, каково будет среднее мнение. И имеются, я полагаю, такие люди, которые достигают четвертой, пятой и еще более высоких степеней.

С течением времени я все больше убеждаюсь в том, что лучший способ инвестиций - это вложить приличную сумму денег в предприятия, о которых кто-то что-то знает и в правильность управления которыми кто-то не слишком верит.

Уклонение от налогов — единственное интеллектуальное занятие, которое все еще окупает себя.

Он узнал, что даже когда люди очень бедны, они всё равно могут поделиться всем, что имеют. И их желание делиться никуда не исчезает.

Все великие и драгоценные вещи одиноки.

Может быть все во всем этом проклятом мире боятся друг друга.

Я люблю ее, и это странно, ведь в ней все то, что мне ненавистно в других, но тем не менее я души в ней не чаю.

Когда встречаются два человека, каждый из них меняется под влиянием другого, таким образом, ты получаешь двух новых людей. Может быть это значит ... Дьявол, слишком уж запутанно все это!

Все, что просто стоит денег, дешево.

Человек «по своей природе» не склонен зарабатывать деньги, все больше и больше денег, он хочет просто жить, жить так, как он привык, и зарабатывать столько, сколько необходимо для такой жизни.

Итак, опять вперёд! Я никогда
Природы безнадёжней не встречал —
Всю пустошь молочай заполонял,
Корявый, грязный куколь без стыда,
Крадучись, тихо пробрался сюда
И почву плодородную украл.

Что нам до названия, до формы, до догмата веры? Все, что служит добру, священно для нас. Как смеем мы касаться бога?

Немногие действительно свободны; все мы рабы идей или обычаев.

Прощай, Камилла, возвращайся в свой монастырь, и когда будешь слушать эти отвратительные россказни, которые отравили тебя, отвечай, что я тебе скажу: все мужчины – обманщики, непостоянны, лживы, болтливы, лицемерны, надменны или трусливы, чувственны и достойны презрения; все женщины – коварны, лукавы, тщеславны, любопытны и развратны; мир – бездонная клоака, где безобразнейшие гады ползают и корчатся на горах грязи; но в мире есть нечто священное и высокое, это – союз двух таких существ, столь несовершенных и ужасных! В любви часто бываешь обманут, часто бываешь несчастным; но ты любишь, и, стоя на краю могилы, ты сможешь обернуться, чтобы взглянуть назад и сказать: я часто страдал, я не раз был обманут, но я любил. И жил я, я, а не искусственное существо, созданное моим воображением и моей скукой.

Все неприятности, которые ваш злейший враг может высказать вам в лицо, ничто по сравнению с тем, что ваши лучшие друзья говорят о вас за спиной.

Неизвестность — самая мучительная из всех пыток.

Все мужчины — лжецы, болтуны, лицемеры, гордецы и трусы, похотливые, достойные презрения. Все женщины — хитрые, хвастливые, неискренние, любопытные и развратные. Но самое святое и возвышенное в мире — это союз этих несовершенных, отвратительных существ.

Конечная цель всякой вещи — та, которую имел в виду ее первый создатель и двигатель. Но первый устроитель и двигатель вселенной — ум, как будет показано ниже. Следовательно, конечной целью вселенной должно быть благо ума. Но благо ума — это истина. Следовательно, истина должна быть конечной целью всей вселенной; и мудрость должна быть устремлена в первую очередь к ее рассмотрению. Именно поэтому божественная Мудрость, облекшаяся плотью, свидетельствует, что она пришла в мир, дабы явить истину, как сказано у Иоанна: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине» (Ин., 18:37). Но и Философ определяет первую философию как «знание истины»; не любой истины, но той, которая есть источник всякой истины, то есть относится к первоначалу бытия всех вещей; поэтому и истина его есть начало всякой истины, ибо расположение вещей в истине такое же, как и в бытии.

Если бы двери восприятия были очищены, все казалось бы человеку таким, как оно есть, Бесконечным. Ибо человек замкнулся в себе до тех пор, пока не увидит всё через узкие щели своей пещеры.

Когда все остальные права попраны, право на восстание становится бесспорным.

Каждая эпоха и каждое поколение должны иметь такое же право решать свою судьбу во всех случаях, как и предшествовавшие эпохи и поколения.

Все люди по происхождению равны и ни у кого не может быть прирожденного права дать своей семье преимущества перед всеми другими.

Предоставь всем другим людям те же права, которых ты добиваешься для себя, — вот мое учение.

Все, что достигается чересчур легко, не слишком ценится нами. Лишь то ценится нами, за что дорого заплачено. Только небесам ведома настоящая цена всего.

Земля — моя Родина, все люди — мои братья, а добрые дела — моя религия.

Хорошие декорации для любителей — спасение. Сколько актёрских грехов прикрывается живописностью, которая легко придает всему спектаклю художественный оттенок! Недаром же так много актёрских и режиссёрских бездарностей усиленно прячутся на сцене за декорации, костюмы, красочные пятна, за стилизацию, кубизм, футуризм и другие «измы», с помощью которых стараются эпатировать неопытного и наивного зрителя.

Это закон дешёвого, провинциального театра — вскакивать с места на каждую выигрышную фразу. В старину актёры так и говорили: «Ох, и дам же свечу на этой фразе», то есть так подпрыгну, что весь зал ахнет! Ну вот и скакали на сцене какие-то кузнечики! Кто выше, кто резче вскочит!

Долго жил. Много видел. Был богат. Потом обеднел. Видел свет...
Имел хорошую семью, детей. Жизнь раскидала всех по миру. Искал славы. Нашел. Видел почести.
Был молод. Состарился. Скоро надо умирать.
— В чём счастье на земле?
В познании. В искусстве и в работе, в постигновении его. Познавая искусство в себе, познаешь природу, жизнь мира, смысл жизни, познаешь душу — талант! Выше этого счастья нет.
А успех? Бренность.

Я не люблю Лос-Анджелес. Большинство выглядит настолько неестественно. Посмотрите, как они поклоняются всему, что считают модным. Разве они не больны?

Если журналисты спрашивают вас снова и снова о тех же самых группах, то Вы в конечном итоге говорите, что Вы ненавидите их только потому, что Вы сыты по горло всеми этими глупыми вопросами.

Если бы Бритни нарисовала бы себе зелёную задницу, я уверен, что Вы смогли бы увидеть зелёные задницы на всём протяжении Лос-Анджелеса, как только об этом стало бы известно.

Из всех вечных вещей любовь длится короче всего.

На словах все люди одинаковы, и только поступки выявляют их различие.

Кто выиграл время, тот выиграл все.

Лицемерие — модный порок, а все модные пороки сходят за добродетели.

Учителя, профессора, родители — все члены этого общества, все более или менее развращены им. Как же могут они дать ученикам то, чего нет в них самих?

Не теряйте времени на сомнения в себе, потому что это пустейшее занятие из всех выдуманных человеком.

Все точное — коротко....

Прошлое всегда с нами, и все, что мы собой представляем, все, что мы имеем, исходит из прошлого. Мы — его творение, мы живем, погруженные в него. Не понимать этого и не ощущать прошлое — значит не понимать настоящее.

Правда слишком многогранна для того, чтобы кто-либо позволял себе думать, что он знает всю правду.

Только благодаря страсти, убившей в ней все человеческое, имя ее еще и сегодня живет в стихах и спорах.

Все запутанное по самой природе своей тяготеет к ясности, а все тёмное — к свету.

После шестидесяти требуются особые силы, чтобы начинать жизнь заново. Мои же силы истощены годами скитаний вдали от родины. К тому же я думаю, что лучше сейчас, с поднятой головой, поставить точку в существовании, главной радостью которого была интеллектуальная работа, а высшей ценностью – личная свобода. Я приветствую всех своих друзей. Пусть они увидят зарю после долгой ночи! А я слишком нетерпелив и ухожу раньше них.

Жизнь ничего не дает бесплатно, и всему, что преподносится судьбой, тайно определена своя цена.

Все пути мысли более или менее ощутимым образом загадочно ведут через язык.

Усиливающаяся бездумность проистекает из болезни, подтачивающей самую сердцевину современного человека. Сегодняшний человек спасается бегством от мышления. И все же каждый может выйти в путь размышления по-своему и в своих пределах. Почему? Потому что человек — это мыслящее, т. е. осмысляющее существо. Чтобы размышлять, нам отнюдь не требуется «перепрыгнуть через себя». Достаточно остановиться на близлежащем и подумать о самом близком: о том, что касается каждого из нас — здесь и сейчас, здесь, на этом клочке родной земли, сейчас — в настоящий час мировой истории.

...Все мы, включая и тех, кто думает по долгу службы, достаточно часто бедны мыслью, мы слишком легко становимся бездумными. Бездумность – зловещий гость, которого встретишь повсюду в сегодняшнем мире, поскольку сегодня познание всего и вся доступно так быстро и дешево, что в следующее мгновение полученное так же поспешно и забывается.

Женщины вообще не могут быть совершенно правдивыми. Они всем решительно лгут: судьям, своим любовникам, своим горничным и самим себе.

Абсолютного зла не существует. Человек не бывает злым ко всем на свете, есть всегда кто-то, кому он делает добро.

Надо идти вперёд, все вперёд, с жизнью, которая никогда не останавливается.

Весь смысл жизни заключается в бесконечном завоевании неизвестного, в вечном усилии познать больше.

Все крайности чувств связаны с безумием.

Моя профессия — литература; а в этой профессии трудностей для женщин меньше, чем во всех других, не считая только театра, — я имею в виду специфически женские трудности.

Мой дорогой, я уверена, что снова схожу с ума. Я чувствую, что мы не сможем пережить это заново. И на этот раз я не поправлюсь. Я начинаю слышать голоса. Я не могу сосредоточиться. Поэтому я приняла единственно верное решение и делаю то, что кажется мне наилучшим. С тобой я была счастлива абсолютно. Ты был для меня всем, о чём я только могла мечтать. Не думаю, что два человека могли бы быть счастливее, чем были мы, пока не пришла эта страшная болезнь. Я больше не в силах бороться. Я знаю, что порчу тебе жизнь, что без меня ты мог бы работать. И ты сможешь, я уверена. Видишь, я даже не могу подобрать нужных слов. Я не могу читать. Я просто хочу, чтобы ты знал — за всё счастье в моей жизни я обязана тебе. Ты был безмерно терпелив со мной и невероятно добр. Все это знают. Если кто-нибудь и мог бы спасти меня, это был бы ты. Всё ушло. Всё оставило меня, кроме уверенности в твоей доброте. Я просто не могу больше портить твою жизнь. Я не думаю, что в этом мире кто-то был бы счастливеe, чем были мы.

Жизнь женщины — это широкий континент, поперек которого лежит тень от меча. Один конец этого меча — условности, традиции и порядок, где «все идет своим чередом». Но есть и другой конец, и, если вам хватит безрассудства перейти черту и выбрать жизнь, не поддающуюся условностям, все смешается. Все пойдет непредсказуемо.

В критические моменты всех человеческих взаимоотношений есть только один вопрос: как бы сейчас поступила любовь?

Я уверен, что ангелы являются нам и как «обычные люди», которые ходят среди нас, появляются в нашей жизни, делают и говорят совершенно невероятные вещи.
Возможно, это простая фантазия, но я думаю, в мире есть место для фантазий. Кроме того, многое зависит от того, как смотреть на вещи. Бог сказал в «Беседах с Богом...»: «Я никого не посылал к тебе, кроме ангелов».
Это означает, что каждый — ангел! Все они присланы Богом, все пришли в вашу жизнь с определенной миссией. Возможно, эта «миссия» известна лишь на уровне души, но на этом уровне она известна — вам обоим.
Удивлены?
Задумайтесь над этим.
Вы — ангел в чьей-либо жизни.
Единственный вопрос состоит в том, верите ли вы в это.
До некоторых людей смысл подобных бесед «доходит» сразу. Другие... ну, другие немного упрямы, и они понимают все несколько позже.

Мой жизненный опыт научил меня, что Вселенная — это дружественное место, что Бог всегда на моей стороне, и что я никогда не одинок перед лицом испытаний и потрясений. Я говорю себе, что все вещи происходят по высшему благу, и я в это верю.

Представьте себе, что весь мир в этот день наблюдает за вами и следует вашему примеру во всем — в том, что вы думаете, говорите и делаете. Как, по-вашему, повлияло бы это на вас и на то, как вы проживете этот день?

Человек, непричастный к событиям, услышав о деяниях, превосходящих его собственные силы, пожалуй, из зависти подумает, что иные подвиги слишком преувеличены. Ведь люди верят в истинность похвал, воздаваемых другим, лишь до такой степени, в какой они считают себя способными совершить подобные подвиги. А все, что свыше их возможностей, тотчас же вызывает зависть и недоверие.

Пусть не отвратит вас от похода речь Никия, внушающая бездеятельность и сеющая рознь между старшим и младшим поколениями. Подобно нашим отцам, которые все вместе — и стар и млад — принимали решения и возвысили наш город до нынешнего могущества, Старайтесь и вы ныне с присущим вам взаимопониманием еще более возвеличить его.

Помните, что юность и старость друг без друга бессильны. Напротив, правильное смешение некоторого легкомыслия, умеренности и точного расчета, пожалуй, наиболее важно в государственных делах. И если государство останется совершенно бездеятельным, то, подобно всякому другому организму, истощится, и все знания и искусства одряхлеют. Напротив, в борьбе оно будет постоянно накапливать опыт и привыкнет защищаться не только на словах, а на деле. Вообще же я совершенно убежден, что именно государство, всегда чуждавшееся бездеятельности, скорее всего может погибнуть, предавшись ей; думаю, что в наибольшей безопасности живут те люди, кто менее всего уклоняется в политике от стародавних обычаев и навыков, даже если они и не совершенны.

Господство знати предоставляет массе участие в опасностях; сама знать не только извлекает наибольшую часть выгоды, но и всю ее прибирает к рукам.

Надежда, утешение во всякой опасности если и повредит человеку, располагающему избытком средств, то не погубит его окончательно. Но тот, кто ставит на карту все свое состояние (ведь надежда по природе расточительна), лишь в самый момент своего полного крушения, когда уже поздно остерегаться, видит всю ее обманчивость.

Если нас теперь ненавидят, то это — общая участь всех, стремящихся господствовать над другими. Но тот, кто вызывает к себе неприязнь ради высшей цели, поступает правильно. Ведь неприязнь длится недолго, а блеск в настоящем и слава в будущем оставляет по себе вечную память.

Для граждан гораздо полезнее, когда все государство процветает, чем когда отдельные лица живут в довольстве, целое же разрушается.

Гробница доблестных — вся земля.

Дальше всех уйдет тот, кто не уступает равному себе, сохраняет достоинство в отношениях с сильнейшим и умеет сдерживать себя по отношению к беззащитным.

Я приехала в Америку, когда мне было 16 лет. Тогда я привезла все свои амбиции, а их было, поверьте, очень много. И до сих пор считаю себя амбициозной: постоянно ставлю новые цели и достигаю их.

Музыка в моей крови. Музыка — это моя жизнь, музыка — это вся вселенная для меня.

Все мы живем один раз. Так что живите полной жизнью, не отвлекаясь на мнение окружающих вас людей, любите себя такими, какие вы есть.

Фреду Добсону, карлику в мышиных гетрах, Господь Бог подарил тот весёлый августовский день, который начался нежным гудком и поворотом вспыхнувшей рамы. Дети, возвратившись с прогулки, рассказывали родителям, захлебываясь и изумляясь, что видели карлика в котелке, в полосатых штанах, с тросточкой и парой жёлтых перчаток в руках. Страстно простившись с Норой, ожидавшей гостей, Картофельный Эльф вышел на широкую, гладкую улицу, облитую солнцем, и сразу понял, что весь город создан для него одного. Весёлый шофер звонким ударом согнул железный флажок таксометра, мимо полилась улица, и Фред то и дело соскальзывал с кожаного сиденья и всё смеялся, ворковал сам с собою. Он вылез у входа в Гайд-Парк и, не замечая любопытных взглядов, засеменил вдоль зелёных складных стульев, вдоль бассейна, вдоль огромных кустов рододендрона, темневших в тени ильмов и лип, над муравой, яркой и ровной, как бильярдное сукно.

...Искусство — божественная игра. Эти два элемента — божественность и игра — равноценны. Оно божественно, ибо именно оно приближает человека к Богу, делая из него истинного полноправного творца. При всем том искусство — игра, поскольку оно остается искусством лишь до тех пор, пока мы помним, что в конце концов это всего лишь вымысел, что актеров на сцене не убивают, иными словами, пока ужас или отвращение не мешают нам верить, что мы, читатели или зрители, участвуем в искусной и захватывающей игре; как только равновесие нарушается, мы видим, что на сцене начинает разворачиваться нелепая мелодрама, а в книге — леденящее душу убийство, которому место скорее в газете. И тогда нас покидает чувство наслаждения, удовольствия и душевного трепета — сложное ощущение, которое вызывает у нас истинное произведение искусства.

Толстой — непревзойденный русский прозаик. Оставляя в стороне его предшественников Пушкина и Лермонтова, всех великих русских писателей можно выстроить в такой последовательности: первый — Толстой, второй — Гоголь, третий — Чехов, четвёртый — Тургенев. Похоже на выпускной список, и разумеется, Достоевский и Салтыков-Щедрин со своими низкими оценками не получили бы у меня похвальных листов.
Читая Тургенева, вы знаете, что это — Тургенев. Толстого вы читаете потому, что просто не можете остановиться. Идеологическая отрава — пресловутая «идейность» произведения (если прибегнуть к понятию, изобретенному современными критиками-шарлатанами) начала подтачивать русскую прозу в середине прошлого века и прикончила её к середине нашего. Поначалу может показаться, что проза Толстого насквозь пронизана его учением. На самом же деле его проповедь, вялая и расплывчатая, не имела ничего общего с политикой, а творчество отличает такая могучая, хищная сила, оригинальность и общечеловеческий смысл, что оно попросту вытеснило его учение. В сущности, Толстого-мыслителя всегда занимали лишь две темы: Жизнь и Смерть. А этих тем не избежит ни один художник.

Установление совершенного правосудия, совершенной свободы и совершенного равенства — вот тот совсем простой секрет, который наиболее действенным образом обеспечивает наивысшее преуспевание всех классов.

В том первобытном состоянии общества, которое предшествует присвоению земли в частную собственность и накоплению капитала, весь продукт труда принадлежит работнику. Ему не приходится делиться ни с землевладельцем, ни с хозяином. Если бы такое состояние сохранилось, заработная плата за труд возрастала бы вместе с увеличением производительной силы труда...

Цены монополии во всех случаях являются самыми высокими из тех, которые можно выжать из покупателей или которые, как предполагается, они согласны заплатить.

Каждый человек богат или беден в зависимости от того, в какой степени он может пользоваться предметами необходимости, удобства и удовольствия. Но после того как установилось разделение труда, собственным трудом человек может добывать лишь очень небольшую часть этих предметов: значительно большую часть их он должен получать от труда других людей; и он будет богат или беден в зависимости от количества того труда, которым он может распоряжаться или которое он может купить. Поэтому стоимость всякого товара для лица, которое обладает им и имеет в виду не использовать его или лично потребить, а обменять на другие предметы, равна количеству труда, которое он может купить на него или получить в свое распоряжение. Таким образом, труд представляет собою действительное мерило меновой стоимости всех товаров.

Страх почти во всех случаях является жалким инструментом правительства.

Скажи всю правду, но не сразу

Ум довольно быстро адаптируется ко всему, кроме тоски.

Любовь на свете может все —
Лишь мертвых не вернуть —
Вернула б силою своей —
Да подводит плоть.

«Прости нас!» — молим мы
Того — кто нам невидим.
За что? Он знает — говорят —
Но нам наш грех неведом.
В магической тюрьме —
Всю жизнь на свет не выйдем! —
Мы счастье дерзкое браним —
Соперничает с Небом.

Кем довольны все, тот не делает ничего доброго, потому что добро невозможно без оскорбления зла.

Отсюда видно, что, пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех.

Если бы я прочитал все, что прочитали бы другие, я знал бы не больше, чем знают они.

Если бы в нас оставалось хоть несколько доблести прежней!
Тот для меня и счастливее всех и доблестью лучше,
Кто, не желая дожить до такого позора, на бранном
Поле погиб и праха устами вкусил, умирая.

Даже если не стану писательницей, то все равно всегда буду писать наряду с моей профессией и другими делами.

И все же мне очень трудно. Ты понимаешь, о чем я? Я тоскую о поцелуе, о том поцелуе, которого так долго приходится ждать.

Надо оставаться сильной, надо терпеливо ждать – и все сбудется.

О чувствах легче говорить шепотом, чем разглашать их на весь мир.

Человека все могут любить, и все же он будет одиноким, если нет никого, кому он дороже всех на свете.

Несмотря на все, я все еще надеюсь, что люди действительно хорошие в глубине души.

Богатство, славу – все можно потерять, но счастье сердца может только на время заглохнуть, а потом снова проснуться в тебе и сделать тебя счастливым на всю жизнь. Пока ты можешь без страха смотреть в небо, пека ты знаешь, что сердце у тебя чистое – счастье всегда будет жить в тебе.

Тот, кто сочувствует всему счастью других, возможно, сам наслаждается самым безопасным счастьем.

Вся та ложь, которой с успехом обмениваются мужчина и женщина в любви, никогда не была бы принята на веру в отношениях между мужчиной и мужчиной или между женщиной и женщиной.

Турки говорят: дьявол искушает всех, но ленивый человек искушает дьявола.

По мере падения нравов нации на бедность смотрят все с большим презрением, а на богатство – все с большим уважением.

Печально опираться на славу других, ибо с падением этих устоев рушится все здание.

Всякое беспристрастно решенное дело лишает ложь силы, утверждает истину, создает добро и уничтожает зло подобно пище, которая уничтожает голод, подобно одежде, которая прикрывает наготу, подобно тому, как небо после свирепой грозы проясняется и солнце согревает всех замерзших, подобно огню, который жарит то, что было сырым, подобно воде, которая утоляет жажду.

Всякое беспристрастно решенное дело лишает ложь силы, утверждает истину, создает добро и уничтожает зло подобно пище, которая уничтожает голод, подобно одежде, которая прикрывает наготу, подобно тому, как небо после свирепой грозы проясняется и солнце согревает всех замерзших, подобно огню, который жарит то, что было сырым, подобно воде, которая утоляет жажду.

Один из законов жизни гласит, что как только закрывается одна дверь, открывается другая. Но вся беда в том, что мы смотрим на запертую дверь и не обращаем внимания на открывшуюся.

Вечным законом да будет: учить и учиться всему через примеры, наставления и применение на деле.

Не гонись за похвалой, но изо всех сил старайся действовать похвально.

Под именем нравственности мы разумеем не только внешние приличия, но и всю внутреннюю основу побуждений. Противоядием невежеству является образование, которым в школах должны быть напитаны души молодых людей.

Подойти вплотную к смерти — это все равно, что подойти вплотную к жизни, потому что жизнь — это ничто.

Все заканчивают тем, что целуют не того человека спокойной ночи.

По-моему, все должны нравиться всем.

Красота сильно зависит от того, как она подана. Когда созерцаешь «красоту», все имеет значение: где это происходит, во что человек одет, кто находится рядом с ним, из какого именно помещения он спускается вниз по лестнице.

Все по-своему красиво, но не каждый это замечает.

Рим, Флоренция, вся знойная Италия находятся между четырьмя стенами его библиотеки. В его книгах — все развалины древнего мира, весь блеск и слава нового!

Все мы творцы своей судьбы, но зависим от времени.

Поэзия — это солнце, солнце с его темными пятнами и затмениями, освещающее весь мир.

В характере, в манерах, в стиле, во всем прекрасное — это простота.

Все жестокие чувства имеют одинаковый эффект. Они добавляют фальшь во все впечатления от внешних вещей, я бы характеризовал это, как жалкую ошибку.

Никогда не ищите удовольствия, но будьте всегда готовы находить во всем удовольствие.

Чтение и письмо отнюдь не составляют образования, если они не помогают человеку быть добрее ко всем тварям.

Жизнь всех величайших людей выражалась больше в их стремлениях и усилиях, чем в осуществлении этих стремлений; а потому справедливо оценивать их можно по их стремлениям и чувствам, а не по тому, что им удалось совершить.

Время на все есть: свой час для беседы, свой час для покоя.

Время на все есть: свой час для беседы, свой час для покоя.

Я никогда не хотел становиться американцем до конца. Поэтому все, что я покупаю и ношу, сделано в Европе.

Есть одна вещь, в которой мы все хороши, — это враждебность.

Прошлое кажется мне все короче и короче, будущее — не имеющим никакого значения. Пока я живу, моя реальность будет всегда всего лишь сиюминутностью.

Наркотики — обычное явление в жизни рок-музыканта. Я рад, что испытал все, что можно, и все, что нельзя, но порекомендовать такой опыт никому не хотел бы. Наркозависимость — как полет на космическом корабле: в любой момент можно взорваться. Я совершил космическое путешествие и возвратился на землю невредимым. Однако многие из моих друзей и знакомых рассеялись где-то на орбите.

С возрастом ты понимаешь, что практически все банальности, клише и расхожие мнения верны. Время действительно идет быстрее с каждым прожитым годом. Жизнь действительно очень короткая — как об этом и предупреждают с самого начала. И, кажется, в самом деле есть бог. Потому что если все остальные утверждения верны, почему я не должен верить этому?

Меня поражает, что люди воспринимают всерьез все, что я говорю. Даже я не воспринимаю это всерьез.

Я абсолютно холоден и ко всему равнодушен. Но в таком случае, спрашиваю я себя, откуда он — этот бурный источник творческой энергии? Не понимаю. Песни Дэвида Боуи не принадлежат мне — я лишь выпускаю их через себя в этот мир. Потом слушаю и поражаюсь: их автор, кто бы он ни был, по крайней мере, испытывал сильные чувства! Мне таковых познать не дано. Я постоянно пребываю в состоянии внутреннего онемения, брожу по жизни абсолютно бесчувственный. Я не человек, я — льдинка.

Берроуз пишет от руки на маленьких клочках бумаги, лежа в постели. Он собирает эти бумажки в файл, раскладывает их по сюжетам и добавляет к ним газетные вырезки, картинки и так далее — все, что как-то связано с этими сюжетами.

Я всегда был одновременно и антикоммунистом, и антикапиталистом. Так как моя мать была коммунисткой, а отец был социалистом, я с детства осознал весь хаос политики. Я никогда не был сталинистом. Скорее — буддистом или анархистом. Мои мозги никогда не были ни под чьим контролем!

Мы поклялись друг другу, что он мог владеть мной, моим умом и всем, что я знал, и моим телом, и я мог владеть им, и всем, что он знал, и его телом; и чтобы мы отдали себя друг другу, чтобы мы могли обладать друг другом, как собственностью, и делать все, что захочется, сексуально или интеллектуально, и в смысле постижения друг друга до тех пор, пока мы не достигнем мистического «Х», в котором сольются наши души...

Я думаю, даже по прошествии времени люди будут помнить многие-многие строчки Боба Дилана, некоторые строчки Джона Леннона. Но почти вся академическая поэзия будет забыта.

Конечно, существует желание доминировать, подавлять, и существует желание быть подавляемым, и это доставляет удовольствие! Я думаю, что в каждом человеке есть элемент садомазохизма, и это нормально, это игра. Это существовало всегда. Маркиз де Сад и Захер-Мазох считались интеллектуалами. Я думаю, S& M — явление более или менее нормальное. Люди все время играют эти роли и меняются ролями тоже. Вопрос в том, делают ли они это неосознанно, без понимания того, что именно они делают, и становятся одержимыми или, может быть, жестокими, или они делают это сознательно, и в этом случае это становится их стилем, а не какой-то слепой одержимостью. Они понимают, что это — всего лишь игра. Некоторые приверженцы S& M верят, что существует бог и дьявол, и вечный ад, и они становятся дьяволом и относятся к этому на полном серьезе, не понимая, что они всего лишь... заблуждаются, «попались на удочку»!..

У нас были друзья, но мы не были группой в буквальном смысле слова. Уже в то время много людей было задействовано в этой субкультуре. В барах собирались гомосексуалисты, наркоманы, художники, любители марихуаны и поэзии, и это все было в рамках старой богемной традиции... Ты понимаешь, что значит «богема»?

Все народы господствуют над женщинами, мы же, господствуя над всеми народами, являемся рабами женщин.

С болтунами не спорь: речь даётся всем, мудрость души — немногим.

Весь талант писателя, в конце концов, состоит лишь в выборе слов.

Художник должен все поднимать на поверхность, он подобен насосу, в нём есть большущая трубка, спускающаяся в самые недра предметов, в глубинные слои. Он втягивает в себя и выпускает на солнечный свет гигантскими снопами то, что было придавлено землёю и никому не видно.

Статистика — самая точная из всех неточных наук.

Чтобы сохранить совесть чистой, надо поднять её выше совести всех прочих людей.

Весь прогресс, на который можно надеяться, — это сделать людей несколько менее злыми.

Все мы игрушки в руках судьбы.

Ум теряет все свое очарование, если он проникнут злостью.

Все мы плывём по волнам океана; разум служит нам компасом, а страсти — ветром, гонящим нас.

Покупать книги только потому, что они выпущены известным издателем, все равно, что покупать совсем не приходящийся впору костюм только потому, что сшит он известным портным.

Стараться подействовать на пошлого человека мягкою и тонкою речью, все равно что пытаться обтесывать каменную глыбу бритвою.

Всем глупцам не терпится осмеять кого-нибудь.

Наши взгляды как наши часы: все они показывают разное время, но каждый верит только своим.

Надежда, сопровождающая нас всю жизнь, не покидает нас даже в час смерти.

Все религии основывают нравственность на покорности, то есть на добровольном рабстве.

Без равенства нет брака. Жена, исключённая из всех интересов, занимающих её мужа, чуждая им, не делящая их, — наложница, экономка, нянька, но не жена в полном, в благородном значении слова.

Европа идет ко дну оттого, что не может отделаться от своего груза, в нем бездна драгоценностей, набранных в дальнем опасном плавании,-у нас это искусственный балласт, за борт его - и на всех парусах в широкое море!

Если бы в России строго выполнялись все законы и никто не брал взяток, жизнь в ней была бы совершенно невозможна.

Вся нравственность свелась на то, что неимущий должен всеми средствами приобретать, а имущий хранить и увеличивать свою собственность... Человек... сделался принадлежностью собственности; жизнь свелась на постоянную борьбу из-за денег.

Самые жестокие, неумолимые из всех людей, склонные к ненависти, преследованию, — это ультрарелигиозники.

С той минуты, когда младенец, улыбаясь, открывает глаза у груди своей матери, до тех пор, пока, примирившись с совестью и богом, он так же спокойно закрывает глаза, уверенный, что, пока он соснет, его перевезут в обитель, где нет ни плача, ни воздыхания, — все так улажено, чтоб он не развил ни одного простого понятия, не натолкнулся бы ни на одну простую, ясную мысль. Он с молоком матери сосет дурман; никакое чувство не остается не искаженным, не сбитым с естественного пути. Школьное воспитание продолжает то, что сделано дома, оно обобщает оптический обман, книжно упрочивает его, теоретически узаконивает традиционный хлам и приучает детей к тому, чтоб — они знали, не понимая, и принимали бы названия за определения. Сбитый в понятиях, запутанный словами, человек теряет чутье истины, вкус природы. Какую же надобно иметь силу мышления, чтоб заподозрить этот нравственный чад и уже с кружением головы броситься из него на чистый воздух, которым вдобавок стращают все вокруг!

Поверьте мне, истинная любовь скрыта от всех, настоящие романы - это те, о которых никто не подозревает, истинные страдания переносятся молча и не нуждаются в сочувствии или утешениях.

Одинокий представляет собою только тень человека, а кто не любим, тот везде и среди всех одинок.

Женщины обладают удивительным талантом доставлять неудобства и стеснять мужчин, которые их любят, а все потому, что капризницы не желают сделать маленькое усилие над собой и приноровится к мужниным вкусам и привычкам.

Приходит время, когда чувствуешь необходимость любви, исключительной любви! Нужно, чтобы все происходящее имело отношение к объекту любви. Хотелось, чтобы в тебе были и прелесть и дарования для него одного. Ты не замечал этого во мне. Мои знания оказались ненужными, ведь ты не разделял их со мной...

Мы не можем вырвать ни одной страницы из нашей жизни, хотя легко можем бросить в огонь всю книгу.

Любовь способна извинить все, кроме скупости.

Принять наслаждение за счастье случается со всеми, прежде чем мы узнаем жизнь, прежде чем поймем, что человеку не дано осуществить одно через другое.

Нельзя знать все, достаточно понимать.

Для любви необходима разница во вкусах и мнениях, мелкие обиды, примирения, слезы — все, что может взволновать чувствительность и пробудить повседневную заботу.

Перевести произведение с одного языка на другой — все равно что снять с него кожу, перевезти через границу и там нарядить в национальный костюм.

Радий не должен обогащать никого. Это элемент. Он принадлежит всему миру.

Всю мою жизнь новые чудеса природы заставляли меня радоваться, как ребёнка.

Обманчиво ставить весь интерес к жизни в зависимость от таких бурных чувств, как любовь.

Нет необходимости вести такую противоестественную жизнь, какую вела я. Я отдала много времени науке, потому что у меня было к ней стремление, потому что я любила научное исследование. Все, чего я желаю женщинам и молодым девушкам, это простой семейной жизни и работы, какая их интересует.

Поневоле станешь злым, когда все замечаешь.

Делать вид, что не знаешь того, что знают все, и знаешь то, чего никто не знает — вот и все законы политики.

Если принять в рассуждение все добродетели, которых требуют от слуги, то много ли найдется господ, достойных быть слугами?

Я только не имею права касаться в моих статьях власти, религии, политики, нравственности, должностных лиц, благонадежных корпораций, Оперного театра, равно как и других театров, а также всех лиц, имеющих к чему-либо отношение, – обо всем же остальном я могу писать совершенно свободно под надзором двух-трех цензоров.

Я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать.

Известен взгляд, по которому вся наша новейшая литература исходит из Гоголя; было бы правильнее сказать, что она вся в своём целом явилась отрицанием Гоголя, борьбою против него.

Почему же ты, Розанов, думаешь, что понял в Египте больше всех египтологов?
— Потому что я УДИВЛЕН. А они ведь ничему не удивляются.

одно иночество и составляет всю метафизику в христианстве

Литература вся празднословие... Почти вся... Исключений убийственно мало.

Дана нам красота невиданная. И богатство неслыханное. Это — Россия. Но глупые дети все растратили. Это — русские.

Русская печать и общество, не стой у них поперёк горла «правительство», разорвали бы на клоки Россию, и раздали бы эти клоки соседям даже и не за деньги, а просто за «рюмочку» похвалы. И вот отчего без решительности и колебания нужно прямо становиться на сторону «бездарного правительства», которое все-таки одно только все охраняет и оберегает.

Воскресни, Отечество! Боже, до чего все мы разбежались по своим конурам... Пыль! Осталась пыль отдельных человеческих фигурок, а нация — где она?

Флоренский был какой-то исторически непостижимый человек во всём своём жизненном облике. «Вы ноумен, — помню как-то сказал ему Розанов. И при этом добавил: — Но у Вас есть один недостаток — Вы слишком обаятельны: русский поп не может быть обаятельным.»

Редко человек понимает конечный смысл того, что он делает, и большею частью он понимает его слишком поздно для того, чтобы изменить делаемое. Вмешательство индивидуальной воли в пути истории всегда бывает напрасным. Этой доли напрасности я не мог не замечать и во всём, что мне случалось высказывать. Не человек делает свою историю, он только терпит её, в ней радуется, или, напротив, скорбит, страдает.

«Я» есть «я», и это «я» никогда не станет – «ты».
И «ты» есть «ты», и это «ты» никогда не сделается как «я».
Чего же разговаривать. Ступайте вы «направо», я – «налево», или вы «налево», я «направо».
Все люди «не по дороге друг другу». И нечего притворяться.
Всякий идет к своей Судьбе.
Все люди – solo.

Счастливую и веселую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец глупа, наконец даже порочна. Именно, именно когда наша «мать» пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, — мы и не должны отходить от нее.