Значение слова «кодификация»

Кодификация

Кодификация

  составление сборника законов, правил, постановлений с расположением их в определенном систематическом порядке, облегчающем пользование ими.

КОДИФИКАЦИЯ

(от лат. codificatio)

систематизация, упорядочение информационных, уч'етно-статистических материалов, документов посредством их кодирования.

Кодификация

(от лат. codificatio)

   систематизация, упорядочение информационных, учетно-статистических материалов, документов посредством их кодирования.

Кодификация

1. ж.
   1. Систематизация законов государства по отдельным отраслям права (обычно с пересмотром имеющихся и отменой устаревших).
   2. Упорядочение и фиксация языковых норм; нормирование. (в лингвистике).

Кодификация

(лат. codificatio) Систематизация и объединение законов в единую согласованную систему. К. языка – приведение в систему норм его употребления. Закрепление литературной нормы в словарях и грамматиках с целью дальнейшего распространения.

Кодификация

кодификация, кодификации, жен. (лат. codificatio) (юр., офиц.). Сведение в одно систематическое целое (в кодекс) всей совокупности действующих законов, изданных за какой-нибудь период времени. Кодификация законов о браке.

Кодификация

— выражение, употребляемое со времени Бентама (см.) для обозначения законодательной деятельности, направленной на приведение в известность, упорядочение, систематическое объединение и выражение в виде общего закона права страны в целом его объеме или важнейших частях. Результатом этой деятельности и являются кодексы, уложения, своды законов и т. д. При кодификации всего права говорят о К. — вообще, при кодификации отдельных частей — о К. гражданского, торгового, уголовного, морского, международного, вексельного и т. д. прав. К., обнимающая право целого государства, называется К. общего права, относящаяся к отдельным областям — К. партикулярного, местного, провинциального и т. д. прав. Следует различать К. в собственном смысле от так называемой инкорпорации — собрания действующих норм без изменения их существа, дополнений, поправок и т. д. В отличие от последней, К. сопровождается пересмотром всех источников права, соглашением их между собой, приспособлением к существующим условиям, дополнением новыми законами и исключением всего отжившего. Эта отличительная черта К. придает ей особое значение в историческом развитии права страны, для которой она создается. К. открывает новый период в этом развитии, приурочивая к себе весь дальнейший рост права и подчиняя своему безусловному влиянию юридическую мысль страны. С ней по преимуществу связываются и те теоретические возражения против К., которые были высказаны с наибольшей силой Савиньи и повторялись вслед за ним другими последователями "исторической школы" (см). Рассматривая право, как непосредственное проявление народного убеждения в обычае и науке права, эта школа считала вмешательство законодателя в народную жизнь в области права вообще явлением, могущим вызываться лишь исключительными обстоятельствами и часто противоречащим правильному его росту. Естественно, поэтому, что с ее точки зрения К., подчиняющая всю жизнь руководству общего закона, устраняющая обычай и приурочивающая к себе дальнейшее развитие юриспруденции, является в особенности вредной для этого роста. Последователи "исторической школы" доказывали, что К., фиксируя право данного момента в его существующем выражении, придает обязательную силу не только ясно сознанным и хорошо сформулированным нормам, но и неразвившимся, проявляющимся в данное время в виде одностороннем или уродливом, что без К. последние получили бы в будущем свое полное выражение, при К. же обречены на приложение их к жизни именно в этом несовершенном виде. Так как, далее, с их точки зрения главным органом правильного формулирования юридических норм является юриспруденция, а залогом этой правильности — связь современного правосознания с историческим развитием и самого права, и всей народной жизни, то разрыв со старыми источниками права, происходящий при К., ставит юридическую мысль в худшем случае на путь произвола, а в лучшем замыкает в тесные рамки существующего правосозерцания, лишая ее способности следить за дальнейшим развитием жизни. Заботы государства, поэтому, по мнению школы, должны быть направлены не на К., а по преимуществу на развитие юриспруденции, которая объединит право в научной системе лучше, чем законодательство. В крайнем случае, школа допускает еще инкорпорацию, но отнюдь не К. Несостоятельность воззрения исторической школы определяется главным образом неверностью ее основного положения о роли закона в образовании права (см. Источники права). Она не принимает, затем, во внимание настоятельных потребностей в К. при некоторых исторических событиях и хаотическом состоянии источников права. При завершении борьбы сословий и классов, пришедших к определенному соглашению относительно будущего строя жизни; при слишком пестром составе населения страны, привыкшего в лице каждой группы к пользованию собственным правом, но не дающего возможности примирения между этими группами на почве общего юридического порядка; когда успехи общего юридического развития страны достигают вообще такого размера, что партикуляризмы начинают лишь стеснять жизнь; когда, наконец, происходит решительный разрыв со старым порядком отношений и ясно намечается новый, господство которого утверждается симпатиями огромного большинства нации — во всех этих случаях К., фиксируя право в ясной и последовательной системе норм и отрывая их от старых источников, прекращает существовавшие несогласия и возможность возврата к старому и на будущее время обеспечивает господство прочного порядка, основанного на ясном знании каждым своего права. Хаотическое состояние источников права составляет другой обычный повод к К. Будучи иногда таково, что никакая юриспруденция не может уже определить состав действующего права, вследствие огромного накопления отдельных законов, неясности обычаев, чуждого языка источников и целого ряда иных причин — это состояние настойчиво обращает и правительство, и общество к мысли о К., которая в таком случае, даже при несовершенстве ее составления, дает все же больше прочности и устойчивости делу правосудия, чем старое состояние права. Справедливые по отношению к гражданскому праву, эти замечания еще более верны по отношению к таким отделам права, как уголовное, процессуальное или торговое право. В первых двух весь порядок отношений, прав и обязанностей устанавливается по преимуществу организующей деятельностью государства и успехами культурного развития; вмешательство в жизнь законодательной власти здесь, поэтому, обычный факт; смена строя суда и системы наказаний, при изменившихся взглядах на преступление и его основы, может быть совершена здесь, поэтому, лучше и последовательнее путем общего пересмотра законов, сюда относящихся. Торговое право, хотя и допускает значительную силу обычаев, тем не менее и больше всего нуждается в строгой определенности норм, способной обеспечить кредит и торговый оборот, захватывающий часто обширное пространство и разнообразные области, пользующиеся каждая своими обычаями и законами.

Гораздо важнее указания исторической школы на то, что К. может быть с успехом выполнена далеко не во всякое время и не при всяком состоянии страны. Благодетельное влияние К. на быт страны зависит в значительной степени от совершенства кодекса, являющегося результатом ее трудов, а это совершенство стоит, в свою очередь, в связи с целым рядом условий, сопровождающих его составление. По мнению Савиньи, совершенным может считаться лишь кодекс полный, т. е. такой, который способен в действительности заменить собой все предшествовавшие источники права. Неполный кодекс или возвращает страну к состоянию до К., так как требует восполнения из других источников, или направляет ее по пути произвола в тех частях, относительно которых кодекс не дает указаний. Полнота же кодекса зависит не от количества содержащихся в нем норм или разрешенных случаев: казуистичный кодекс, наоборот, всегда кодекс неполный, так как предусмотреть все разнообразие жизненных случаев невозможно. Полным считается кодекс, способный к самовосполнению, т. е. содержащий в себе хорошо сформулированные общие принципы и идеи, путем логического развития которых судья мог бы охватить все разнообразие жизни. Кодекс затем должен быть краток и написан ясным и точным языком, устраняющим недоразумения в его понимании, и расположен по хорошо выработанной системе, облегчающей толкование и дающей возможность легкого ориентирования в его положениях. Для самого Савиньи указание этих необходимых качеств хорошего кодекса имело особенное значение: основываясь на них, он с большей силой настаивал на необходимости развития юриспруденции прежде, чем приступить к К., так как, по его мнению, только развитая юриспруденция может выработать подобный кодекс. Однако, не отрицая важности подготовительной юридической обработки законодательного материала, служащего для целей К., следует указать и на ряд других условий, содействующих осуществлению указанных требований для совершенства кодекса. Таким образом, ясность общих руководящих идей и принципов кодекса зависит не от одного искусства к их формулированию, а и от устойчивости самих регулируемых кодексом жизненных отношений и выясненности тех юридических идеалов, к достижению которых стремится К. Будучи отражением жизни, право становится ясным и устойчивым только тогда, когда в самой жизни намечаются определенно симпатии общества и государства и господствует или определенно устанавливается прочный порядок быта. Эпохи переходные, поэтому, меньше всего пригодны для К., так как борьба отживающих и новых принципов препятствует ясному проведению тех или иных из них в К. Наоборот, эпохи, начинающие новый порядок отношений, дают возможность легкого определения принципов этого развития, так как они характеризуются ясным падением старых основ и окончательным установлением новых. Наконец, эпохи упадка, устанавливая те или иные принципы в К., неспособны поддержать их дальнейшее осуществление и последовательное проведение в жизнь. Детальная разработка принципов принадлежит, конечно, юриспруденции, и в этом отношении совершенство кодекса будет зависеть от ее развития; однако, при ясно сознанных и действительно жизненных принципах, положенных в основу кодекса, недостатки детальной разработки их и даже ошибки в частных случаях легко исправляются дальнейшей интерпретацией при судебном применении права: в судебных казусах эти ошибки выступят как противоречия с принципом, искажающие его, а не составляющие из него исключения, и, как таковые, должны будут уступить место общему принципу. Следует ограничить также роль юриспруденции в области формулирования норм права и установлении системы кодекса. Так как целью всякого кодекса является, между прочим, сделать право доступным не только юристам, но и обыкновенным гражданам, то отсюда следует, что чисто-научная система его и технический язык юристов могут быть проведены в нем лишь постольку, поскольку они не препятствуют его общедоступности. В этом отношении заслуживают большого внимания многие замечания профессора Богишича (см.), высказанные им при составлении "Имущественного законника" Черногории (см.): "однородность предметов, их методическое расположение должны сделать кодекс по возможности доступным для всех"; "постановления кодекса должны быть составлены и сформулированы так, чтобы они могли быть применены без труда и при помощи тех средств, которыми располагает страна"; "нужно объективно представить себе массу законодательных предписаний, какими они являются в жизни, и принять за правило располагать предметы по естественному сродству, какое имеют между собой различные учреждения, допуская, однако же, до известной степени, отступления от этого правила на основании следующих принципов: а) предметы, реже встречающиеся в народной жизни, предварять теми, которые встречаются чаще, для того чтобы эти последние могли приводить к другим, направляя, таким образом, читателя от более известного к менее известному; б) постановления более общие, т. е. отвлеченные, предварять по возможности элементами конкретными" и т.д. Научная система кодекса, часто противоречащая этим требованиям, должна служить лишь целям самих юристов, а не входить в кодекс. Этим установляется и то положение К., что далеко не всякая юриспруденция способна создать подходящий кодекс. Юриспруденция, воспитанная на образцах, далеких от текущей жизни страны, и на чужом праве, отличном по своему складу от того, которое приходится кодифицировать, может дать не кодекс, а лишь более или менее подходящий учебник права. Другие требования, связываемые с К., определяются уже особенностями кодифицируемых отделов права и отношений, ими регулируемых.

История кодификационного права. Как общую черту ее следует подчеркнуть то, что с течением времени все более и более облегчаются условия создания К. и все более и более приобретается искусство, необходимое для этого создания. В настоящее время юридическая жизнь огромного большинства стран Европы, и в значительной степени других частей света, направляется К.; в остальных делаются часто энергические попытки к их осуществлению. Подробности этой истории, однако, распределяются в зависимости от отдельных отраслей права и характеризуются, как К. гражданского (см. ниже), торгового, уголовного, международного (см.) и др. прав (см. при соответственных словах).

К. гражданского права, по особенностям гражданско-правовых норм (см.), встречает на своем пути больше, чем К. остальных отделов права, трудностей. Абстрактный характер этих норм, обусловленный многочисленностью подлежащих их регулированию обыденных и наиболее близких членам общества отношений, устанавливаемых в их сложных комбинациях главным образом частной волей этих членов, препятствует их сознательному выражению на первых ступенях общественного развития. Ранние попытки кодификационного права, поэтому, бедны постановлениями, касающимися гражданского права: варварские законы (см.), Русская Правда (см.) и другие сборники раннего права кодифицируют по большей части нормы уголовного и полицейского права, процесса и т. д., и лишь в незначительной степени касаются гражданского. XII таблиц составляют отчасти исключение из этого правила, но лишь потому, что они вызваны к жизни одним из наиболее важных факторов К. — борьбой двух классов, между прочим и за гражданские права, получившие, благодаря этому, более резкое выражение. На позднейших ступенях развития все определяется той или иной комбинацией указанных выше условий, содействующих или противодействующих К. Появившееся сознание необходимости К. не всегда соответствует средствам ее совершения или историческому моменту, необходимому для успеха кодекса; иногда и завершенная кодификационная работа не получает надлежащего успеха. Таким образом: 1) К. римского гражданского права, после XII таблиц, находит себе место лишь в заключительном периоде его развития, при Юстиниане (см. Corpus juris civilis), хотя потребность в ней начинает сознаваться гораздо раньше, по крайней мере, за шесть веков до Юстиниана. Первый план ее создается Цезарем и по той же причине, какая вызывает законодательную деятельность Юстиниана: "immensa diffusaque legum copia" — мотив этой К., указываемый Светонием, — и в это время гнетет правосудие, как при Феодосии и Юстиниане. Преторский эдикт (см.) и юриспруденция, однако, долгое время еще и с огромным тактом регулируют гражданско-правовую жизнь, несмотря на ее усложнения; препятствуют осуществлению плана Цезаря и политические условия. С завершением эдикта при Адриане и начавшимся упадком юриспруденции, идея К. снова выступает на сцену и постоянно и настойчиво поддерживается усиленным ростом законодательства (см. Конституции римских императоров) и становящейся все большей и большей оторванностью его от того, что носило название jus. Задача К., как она выяснилась во время Феодосия и Валентиниана (см. Кодекс Феодосия) и потом у Юстиниана, состоит в собрании и упорядочении императорских законов и определении состава jus. Таким образом и возникают кодекс Юстиниана (см.) и Дигесты (см.). Завершив развитие римского права, объединив во многих отношениях в цельные институты разнородные продукты его исторического развития и, несомненно, в значительной степени упрочив юридический порядок, эта К. для римской империи не сопровождалась, однако, всеми теми благими результатами, которые связываются обыкновенно с К. Причина этого — по преимуществу эпоха, в которую она была совершена. Римское право шло по пути к умиранию вместе с империей; новые потребности жизни оттесняли в сторону его классические формы, заменяя их случайными образованиями данного момента. Увеличение новелл (см.), ставших необходимыми вскоре после К., лучше всего говорит за то, что она неспособна была обнять современную жизнь и руководить ею в духе заложенных в ее основание идей. К. Юстиниана, поэтому, скоро сделалась во многих своих частях, и больше всего в наиболее ценной — Дигестах, лишь историческим памятником старого величия, возродившимся к жизни при иных, более благоприятных условиях (подробности см. в ст. Римское право).

2) Франция дает пример К., задуманной также очень рано, но завершенной, несмотря на долгие препятствия, в несравненно более благоприятный период ее развития и приведшей к иным практическим результатам, чем К. Юстиниана. Идея необходимости единого кодекса гражданского права определенно выражается здесь Людовиком XI и с тех пор живет в общественном сознании, не замирая. В 1560 г. орлеанские генеральные штаты требуют, чтобы "был составлен сборник того, что с этого момента должно быть соблюдаемо и охраняемо подданными"; генеральные штаты в Блуа 1576 г. повторяют требование, и в ордонансе 1579 г. король обещает К. если не гражданского, то процессуального права. Обещание тогда исполнено не было, но под влиянием его желания сословий был составлен частный сборник ордонансов, так называемый "Code Henri IV", принадлежащий Бриссонию и содержащий почти все действовавшие к этому времени ордонансы. Успех сборника, переиздававшегося много раз и вызвавшего подражателей, говорит за то, что потребность в объединении права была насущной необходимостью. К. права встречает, однако, огромные препятствия в положении самого права, несмотря на наличность единой законодательной власти. Страна разделяется по отношению к праву, как и языку, на две большие области — обычного (кутюмы) и писанного (римского) права, каждая местность области имеет притом свои особенности в праве, свой собственный порядок отношений. Прежде чем кодифицировать общее право, необходимо было, поэтому, определить точно состав этих особенностей. Начинается официальная редакция кутюмов (см.), для новых потребностей жизни издаются пока отдельные ордонансы, затем и юриспруденция начинает свою объединительную работу. Дюмулэн (см.) кладет в ее основу Coutume d e Paris и сосредоточивает на обработке последнего, в связи с другими кутюмами, последующие работы Луазеля, Кокиля, Лорьера, Ламуаньина и др. Лишь после этой подготовительной работы начинается сводка в одно целое отдельных частей законодательного материала. В 1629 г. происходит, по требованию генеральных штатов, К. значительной части ордонансов (Code Marillac или Michau, по имени составителя, канцлера Марильяка). В 1667 г. последовала реформа судопроизводства, положившая основание нынешней его организации. Домат и Потье разрабатывают теоретические основы права — естественного и римского. Дагессо (см. Агессо), наконец, делает опыт частичной К. гражданского права в ордонансах, касающихся дарений, завещаний и субституций, вошедших почти целиком в Code civil. Последний подготовляется, таким образом, дружными и последовательными усилиями законодательства и юриспруденции. Вместе с тем объединение продолжало встречать огромные препятствия в юридической жизни страны, полной еще остатков старого порядка отношений. Революция, поставившая себе задачей, между прочим, и создание нового гражданского кодекса (указание на необходимость такого кодекса было сделано в 1789 г., повторено учредительным собранием 1790 г. и занесено в конституцию 1791 г. в словах: "il sera fait un c ode de lois civiles communes à toute la royaume") устранила эти препятствия, издав в течение работы над его осуществлением ряд важных законов, сильно повлиявших на позднейшие постановления Code civil (новое распределение провинций, порядок подсудности, законы о собственности и наследовании, отменяющие местные особенности, о браке, разводе, отцовской власти и совершеннолетии, ипотеках и т. д.). Самой революции, однако, не удалось создать кодекса. Законодательное собрание ограничилось только изданием некоторых из названных законов; полный проект кодекса, внесенный в конвент Камбасересом (см.), в первой редакции отвергается как слишком умеренный, во второй проходит лишь в нескольких статьях; третья редакция, рассматривавшаяся директорией, также не проходит. Неудача возбуждает энергию первого консула, и он берется за дело с решимостью окончить его во что бы то ни стало. 24 термидора VIII г. (12 августа 1800) он назначает комиссию из Тронше, Биго де Преаменё, Порталиса и Мальвиля для составления нового проекта, который изготовляется этими лицами в 4 месяца, подвергается обсуждению апелляционных и кассационных судов, быстро доставивших свои замечания, и поступает в государственный совет, законодательный корпус и трибунат. Законодательный корпус, по настоянию трибуната, снова отвергает проект. Наполеон берет его назад, но не с тем, чтобы от него отказаться. Сенатусконсультом 16 термидора Х г. изменяется состав трибуната, законодательный корпус на время устраняется от обсуждения проекта; государственный совет занимается этим обсуждением путем непосредственных конфиденциальных сношений с трибунатом, и только по достижении соглашения с последним проект переносится в законодательный корпус, который, наконец, его и вотирует в виде 36 отдельных законов, объединенных законом 3 0 вантоза XII г. в один кодекс.

Французский гражданский кодекс является, таким образом, продуктом столько же исторического развития, сколько и выражением эпохи, в которой составлен. На нем отразились и работы ранней юриспруденции, и революционное законодательство, и личное участие Наполеона. Последний в особенности приписывал себе честь его создания: "Ma vrai gloire — говорил он — n'est pas d'avoir gagn é quarante batailles; Waterloo effacera le souvenir de tant de victoire. Ce que rien n'effacera, ce qui vivra é ternellement, c'est mon Code civil". И несомненно, что энергии Наполеона французы обязаны тем, что кодекс был создан в наиболее удачное время, когда можно было удержать ряд приобретений революции, избегая ее крайностей и не внося реакционных начал следующей эпохи. В нем сочеталось в строгую и логичную систему все то, что в старом развитии было ценного, и что нового создала революция. Основные начала охраняемого им быта получили полное и безусловное признание только в эпоху революции. Таковы: провозглашение всех французов способными к пользованию гражданскими правами, независимо от религии, сословия, происхождения и т. д. (art. 8); установление безусловного господства частной собственности, свободной от всех остатков и стеснений, стоявших в связи со старым феодальным бытом, и связанное с этим началом устранение субституций; сохранение за государством права ограничений собственности, вытекающих из общественного интереса, выразившееся в лучшем из существующих определений собственности (art. 544); организация родительской власти, развода и брака; наконец — полная свобода договора. К этим основным началам приспособляется целый ряд постановлений старого обычного или реципированного в наиболее подходящих частях римского права, касающихся супружеских отношений, личных и имущественных, сервитутов, системы обязательств и наследования. К постановлениям старого порядка относятся оказавшиеся годными для нового времени и включенные в кодекс королевские ордонансы об актах гражданского состояния, дарениях, завещаниях и субституциях. Затем идет ряд частных постановлений, обязанных своим происхождением воззрениям комиссии, советников Наполеона и ему самому. В этих последних столько же новшеств, сколько и компромиссов, удачных и неудачных, между старым и новым течениями. Внешняя форма изложения и система кодекса, отражающие на себе состояние тогдашней юриспруденции и обнаруживающие прямую связь с римским правом, выделяются своими практическими достоинствами: ясностью языка и простотой расположения материала. Руководясь римской институционной системой и выражаясь чисто техническим языком, составители Code civil не вносят в него ни туманных абстракций, ни непонятных выражений. Так называемая "общая часть" в нем отсутствует, на первый план выдвигаются принципиальные нормы, касающиеся права лиц (французы и иностранцы, акты гражданского состояния, местожительство и отсутствие, брак, развод, отцовская власть и т. д. — 1-я книга) и права собственности (деление имущества, собственность и сервитуты — 2-я книга). Все подробности о юридических сделках и технические вопросы отнесены в 3-ю часть (порядок наследования, дарения, завещания, общая теория обязательств, брачные договора и отдельные виды других, привилегии, ипотеки, давность). Достоинство французского кодекса лучше всего иллюстрируется следующими двумя фактами: 1) изданный в первый раз в 1804 г., он выдержал затем лишь два новых официальных издания: в 1807 и 1814 гг. С тех пор, несмотря на ряд законодательных изменений, касавшихся тех или иных частей его, он не только ни разу не подвергался пересмотру, но и не возбуждал сколько-нибудь серьезного вопроса о нем, хотя и были частные голоса в его пользу, он подвергался многочисленным нападениям, но они не поколебали его силы и обаяния. 2) Изменения, внесенные в него последующей законодательной деятельностью, будучи довольно многочисленными, не коснулись существа его норм и не нарушили цельности его общего строя и системы, так что кодекс до сих пор остается цельной и единой К. Теория и судебное толкование прочно установили определенное понимание его постановлений, благодаря чему юридическая жизнь Франции до сих пор покоилась на наиболее прочных устоях, чем когда-либо. Указания на понижения уровня юриспруденции, делавшиеся по отношению к нему довольно часто, поэтому, не основательны и происходили от сравнения творческой работы старых юристов с новой интерпретационной, по своему характеру неспособной привлекать общее внимание. При этих указаниях не обращают внимания и на другой факт — отделение практической юриспруденции от чисто научной. Последняя осталась независимой от кодекса и теперь снова готова к творческой работе над созиданием новых основ гражданского быта, вызываемых современными социальными вопросами. При указанных достоинствах естественно влияние французского гражданского кодекса на законодательство других стран. Распространенный принудительно Наполеоном в Италии, Голландии, некоторых частях Германии, Польше и т. д., он во многих из этих стран удержался и до сих пор, несмотря на энергические попытки отменить его действие. Так, итальянское уложение представляет собой почти полный перевод Code civil, также и баденское земское право; в Бельгии и рейнских провинциях в Германии он действует в чистом виде. В Польше (см.) он также составляет действующее право до сих пор, с существенными изменениями лишь в первой части. Успех его постановлений в жизни оказал могущественное влияние и на всю законодательную работу XIX столетия в области гражданского права в различных областях Европы, не исключая и России.

3) В Германии, по исчезновении из употребления варварских правд и королевского законодательства, к ним приуроченного, страна, с XI в., руководствуется территориальным обычным правом, разбитым по отдельным областям и сословиям (см. Германское право) и по мере развития торгового и гражданского оборота все менее и менее удовлетворяющим потребностям новой жизни. Развитие общения приводит право одной области в соприкосновение с правом другой, обнаруживает противоречия и недостатки и таким образом начинает колебать устойчивость обычно правовых норм. Является потребность в письменном его изложении и в выработке нового общего права. О силе этой потребности говорит успех частных сборников, которые в XIII в. начинают возникать в Германии (см. Германское право), попытки официального редактирования обычного права в отдельных местностях и областях Германии (Пруссии, Баварии и т. д.) и усиление рецепции римского права. Отсутствие сильной центральной власти, способной взять на себя дело законодательства и К., и неспособность к этому делу отдельных государств делают, однако, в Германии то, что, в противоположность Франции, дело объединения гражданского права уходит из рук законодательной власти в руки судов и юристов, которые и совершают его на почве римского права. Последнее становится общим правом Германии (см. Рецепция римского права), несмотря на ненависть к нему значительней части населения, чуждый язык и т. д. Имперское законодательство ограничивается лишь К. уголовного права и изданием уставов, регулирующих строй процесса, нотариат, опеку и полицию. Для гражданского права оно ничего не успевает сделать. Между тем потребность в гражданско-правовом законодательстве продолжает жить и проявляется все определеннее. В 1643 г. германист Конринг, в своем сочинении "De origine juris germanici", требует создания общего законодательного кодекса на немецком языке и небольшого по объему. Мысль его находит полное сочувствие в приверженцах естественного права и правительствах отдельных государств, на которые почти окончательно распадается Германская империя со второй половины XVII в. С особенной силой она выражается в Пруссии и Баварии, которые и подготовляют мало-помалу частные К. своего права, не дожидаясь общегерманской.

В Пpyccиu вступивший на престол в 1713 г. Фридрих-Вильгельм I потребовал составления кодекса общего земского права, "потому что дурное отправление правосудия вопиет к небу". Главной целью К . было выставлено уничтожение господства римского права. Его применение должно было иметь место лишь постольку, "поскольку оно согласно с состоянием страны и здоровым смыслом", кодекс же должен быть построен на principia juris naturae и сделаться "постоянным и вечным земским правом". Довести дело до конца удалось только Фридриху II. Составление проекта кодекса было поручено, в 1747 г., Самуилу Кокцею (см.), который в 1749 г. представил первую часть проекта "corporis juris Fridericiani", содержавшую личное право; вторая, содержавшая вещное право, появилась в 1751 г. Третья часть, посвященная обязательственному и уголовному праву, была потеряна во время одного переезда больного Кокцеи, который вскоре и умер. Большой цены проект не имел, хотя первые части получили законодательную силу в некоторых частях страны. Общие его принципы, из которых по мысли автора должны были быть выведены все частные следствия, являются односторонними и узкими положениями тогдашнего естественного права; детали в сущности римские нормы, хотя проект имел в виду прежде всего устранить господство римского права; особенности национального права оставлены автором совершенно без внимания, так как он эти особенности считал измышлением ученых юристов. Проект недостаточно обработал местное законодательство и был неполон в своих нормах, хотя претендовал на полное устранение других источников права и запрещал всякие комментарии. После смерти Кокцеи законодательные работы возобновляются лишь в 1780 г. со старыми целями создать К. всего провинциального права и составить общий кодекс земского права, который служил бы вспомогательным источником для этих последних. Римскому праву и здесь отводится старое значение: из него нужно было устранить несогласное с естественным законом и с существующим строем отношений. Проект поручено выработать комиссии из 7 человек, значительнейшим из которых был Суарец (см.). Названная комиссия, сделав извлечения из римского права, местных законов и судебных решений, — на основании их составила новый "Entwurf eines allgemeinen Gesetzbuches f ü r die Preussischen Staaten", обнародованный в 1784—88 гг. в шести частях для выслушивания и соображения замечаний на него всех компетентных учреждений и лиц; за лучшие критики назначены даже премии. Переработанный на основании представленных замечаний тем же Суарецом, проект, уже в качестве закона, был обнародован 20 марта 1791 г. с тем, чтобы с 1 июня 1792 г. он вступил в силу. Однако, введение его в этот срок было отменено ввиду сомнений относительно некоторых норм государственного права, принятых в проекте и носивших будто бы революционный характер. Потребовалась новая ревизия, после которой проект вступил в силу закона с 1 июня 1794 г., под заглавием: "Al lgemeines Landrecht für die Preussischen Staaten".

Прусское земское право появилось, таким образом, на 8 лет раньше Code civil. Благодаря ряду недостатков, оно, однако, не сделалось руководящим К. XIX в., подобно последнему, хотя оказало, несомненно, сильное влияние на дальнейшее юридическое развитие Германии. Кодекс вышел слишком обширен. Распадаясь на введение и две части, он включает в себя 43 титула с 19189 параграфами, из которых около 15 тысяч приходятся на долю частного права. В совокупности, 4 тома кодекса содержат 2470 страниц. Законодатель задался целью дать исчерпывающую гражданско-правовую жизнь К., устранив вмешательство в нее судей и юристов. В нем, поэтому, слишком много деталей, ненужных для судьи и в конце концов всего обилия жизненных отношений не захватывающих. Общие идеи кодекса, в достаточной степени ясные, не обращают его вполне в казуистичный кодекс, но обязательные выводы по ряду частных случаев все-таки значительно стесняют судью в решении других, аналогичных, но не вполне похожих и требующих некоторых видоизменений. Составленное затем на почве действующего права, не затронутого реформами, как французское, прусское земское право содержит в себе много постановлений, относящихся к явлениям, почти отжившим. Кодекс, поэтому, скоро потребовал многочисленных изменений. Вопрос о них возбужден был уже в 1817 г. С 1843 г. по 1848 г. работало для их проведения учрежденное специально с этой целью министерство Савиньи, значительно изменившее к этому времени свои взгляды на К. На основании этих работ проведен был позднее ряд законов, существенно изменивших земское право. Сюда относятся законы, направленные к упрочению свободной собственности и уничтожению старых форм имущественного обладания. В 1851 г. изданием уголовного уложения отменена была даже вся последняя часть кодекса, посвященная этому праву. Точно также изменены вексельное и торговое право в новых уставе и уложении, горное право законом 1865 г. В 1872 г. совершенно преобразован весь строй отношений по недвижимостям, в 1875 г. опека и т. д. Система и язык кодекса также в значительной степени уступают французскому. Отказавшись от римской институционной системы, составители Landrecht'a разделили весь материал на две части, из которых в первой изложены постановления, касающиеся лица, как субъекта имущественных прав, во второй — лица, как члена семьи, товарищества и других союзов, до государственного включительно. В частностях также много оригинального, отчасти принятого позднее и в Code civil: абстрактное определение собственности, взгляд на обязательства, как способы приобретения права собственности и других вещных прав, разделение законного и завещательного наследования по разным отделам и т. д. Недостаток системы в некоторой сложности и искусственности всего построения, затрудняющих пользование кодексом. Несмотря, однако, на все это, несомненно, что прусский кодекс доказал возможность объединения германского права в двух своих составных частях: римском и национально-немецком праве — на почве потребностей современной жизни и сделался опорой дальнейших кодификационных работ. В этом отношении он стоит несравненно выше баварского кодекса (Codex Maximilianeus civilis), задуманного несколько позднее прусского (1751), но оконченного уже в 1756 г. Его целью было собрать в одно целое общее и статутарное право, чтобы "каждый, кому встретится надобность узнать право ради должностных или собственных дел, мог его легко понять, усвоить и применить", как говорит патент о его обнародовании. Кодекс, однако, не устранял действия ни обычного права, признанного им равноправным источником права, ни влияния судебной практики на дальнейшее образование права, ни субсидиарной роли римского права, им самим узаконенной. Хотя система его и отличается простотой (обыкновенная институционная с разделением на три части: лицо, вещи, акты или действия), однако, общее построение напоминает скорее учебник, чем закон. Язык представляет смесь латинского и немецкого, затрудняющую понимание. Кодекс имеет и существенные достоинства. Он сумел избежать казуистики и дает достаточно руководящих принципов для решения практических случаев. Но, представляя собой К. лишь действующего права в его современной форме и будучи составлен в эпоху, недостаточно ясно выражавшую новые начала развития, определившиеся лишь к концу века, он быстро начал стареть и постоянно требовал значительных изменений. Эта устарелость кодекса к началу XIX в. служила главной причиной тому, что он не был распространен на целый ряд территорий, присоединенных к Баварии во время и после наполеоновских войн, пользовавшихся разнообразными источниками права, между прочим и Code civil. Последний был настолько бесспорно выше баварского национального кодекса, что в 1809 г. возникла мысль о переработке его для Баварии на место Максимилианова кодекса, которая и была поручена Фейербаху. Однако, в 1810 г. мысль эта оставлена и учреждена комиссия для пересмотра национального кодекса, работа которой также не нашла себе одобрения. За ней следует ряд других, преследовавших ту же цель. Последняя из них представила проект в 1858 г., обнародованный в 1861 г. и отличающийся выдающимися достоинствами, хотя и с недостатками, свойственными всем германским К. до нового проекта и состоящими главным образом в пристрастии к школьной системе, и чисто теоретическом и техническом изложении, недоступном огромному большинству неюристов. Политические события и начало работ по составлению общегерманского уложения воспрепятствовали, однако, возведению проекта на степень закона, благодаря чему Бавария теперь остается со старым кодексом, отмененным новыми узаконениями и действием римского права в значительнейшей своей части.

В Aвcmpиu законодательные работы по составлению гражданского уложения начались в 1753 г. Назначенная в этот год Марией-Терезией комиссия представила было уже в 1755 проект 1-й части нового кодекса, но работа ее, вследствие непомерной обширности проекта, была признана неудовлетворительной. За этой комиссией следует ряд других. Законодательные работы заканчиваются лишь в 1811 г. изданием "общего гражданского кодекса" (Allgemeines b ürgerliches Gesetzbuch). Австрийское уложение, появившееся после прусского земского права и Code civil, отличается многими достоинствами. Первое из них — его краткость: уложение содержит, кроме введения из 14 §§, лишь 1502 коротких параграфа, расположенных, подобно Code civil, по институционной римской системе, но с иными подразделениями и заглавиями: личное и семейное право — 1-я часть; вещное право, распадающееся на два отдела, посвященных реальным и личным вещным правам (собственность, права в чужих вещах и обязательства) — 2 -я часть и "постановления, общие реальным и личным вещным правам" — 3-я. В связи с краткостью стоит общий характер постановлений, исключающий всякую казуистику. Наконец, поздняя эпоха составления дала возможность вычеркнуть из кодекса ряд старых, исторических образований. Не стесняя отнюдь свободного творчества судьи и науки, австрийское уложение позволило им свободно формировать жизнь по аналогии и "естественным принципам права". В уложении встречаются и некоторые пробелы, требующие пополнения, но в общем пересмотре кодекса до сих пор не ощущается потребности. Немецкие критики оспаривают его общие понятия и определения, как не соответствующие современным научным воззрениям германских романистов, но большой вопрос в том, насколько и эти романистические воззрения соответствуют современной жизни. Австрийское уложение остается, во всяком случае, одним из образцовых кодексов. Оно сильно повлияло, между прочим, на саксонское гражданское уложение, один из самых последних европейских кодексов.

Саксонское гражданское уложение интересно тем, что оно содержит первую попытку последовательного применения к кодексу теорий, выработанных на почве науки, развивавшейся по идеям "исторической школы права". Задумано оно было еще в 1763 г., но последовательные работы начались только с 1834 г. Комиссия, выработавшая первый проект его (так называемый проект доктора Гельда), учреждена в 1846 году. В 1851 г. проект был уже напечатан и подвергся обстоятельному обсуждению со стороны ученых юристов и практиков, между которыми особенно обратили на себя внимание Унгер и Вехтер. Мнения о проекте последних двух юристов и другие обстоятельства вызвали учреждение новой комиссии (в 1856 г.) для пересмотра проекта Гельда, которая совершенно переработала этот последний. В 1860 г. новый проект был внесен в ландтаг и в 1863 г. получил силу закона. Общий отзыв о саксонском гражданском уложении тот, что это не столько закон, сколько учебник, — получившие силу закона пандекты. И система кодекса (целиком пандектная), и язык понятны только юристу-романисту. Два наиболее выдающихся критика нового проекта, Унгер и Данц, замечания которых отчасти были приняты ландтагом, обстоятельно показали эту сторону дела, особенно ненужность так называемой "общей части" и массы общих определений, годных для учебника, но не для кодекса. Но, тем не менее, и это уложение указывает на блага кодификации, которая сводит в одно целое разбросанные постановления законов и обычаев. По общим отзывам, саксонское уложение в действительности оказало благоприятное влияние на практическую жизнь. Оно обладает и по содержанию выдающимися достоинствами. Приняв за образец австрийский, а не прусский кодекс, оно вышло кратким (2620 статей) и достаточно общим, приняло в себя лишь новое общее право и выбросило отжившие институты, барщины, крестьянских повинностей, наследственной аренды, ленных отношений и т. д. Опыт его применения показал и его жизненность. Уложение претерпело лишь незначительные изменения, главные из которых стоят в связи с изменениями имперского права (закон о браках 1875 г.). Этими недостатками и достоинствами саксонское уложение оказало двоякое влияние на дальнейший ход К. в Германии. С одной стороны оно укрепило мысль о ее необходимости, показав то, что господство римского права не прошло бесследно для страны: правовые идеи утеряли в ней окончательно национальную и жизненную форму, сделавшись абстракциями и подчеркнув, таким образом, невозможность дальнейшего, научного развития жизни. С другой — оно и укрепило эту романистическую окраску права, вопреки тенденциям старых кодексов. Новый проект общегерманского уложения последовал в этом отношении за саксонским. Создание ряда партикулярных кодексов не означало исчезновения мысли о необходимости создания общегерманского национального уложения, которое устранило бы господство общего римского права и избавило бы страну от многообразия и разбитости источников права в разных территориях Германии. Высказанная еще Конрингом, эта мысль, наоборот, живет и выражается все с большей и большей настойчивостью. В числе ее защитников в конце XVII в. встречается Лейбниц и затем целый ряд писателей и юристов. С особенной силой и энергией вопрос о К. общегерманского права был возбужден в начале истекающего столетия. Подъем национального самосознания привел и в области права к желанию противопоставить национальное германское право чужому, римскому и французскому. Практической опорой его выставляется состояние источников права, неудовлетворительность которого ярко изображена Тибо в его книге о "Необходимости общего гражданского права для Германии" (1814), явившейся и наиболее горячей, и убедительной проповедью общегерманской гражданской К. По мнению Тибо, старогерманские законы не отвечают потребностям современности, а новые законы, изданные немецкими правительствами, содержат немногое хорошее в массе дурного. Чужое право не лучше. Каноническое право — куча темных, искаженных, несовершенных определений; римское право — создание весьма не похожей на нас и чуждой нации; будучи притом приведено в известность и систему в период упадка, оно носит на себе следы этого упадка, "Нет сомнения", говорит Тибо, "что глубокий, острый и неутомимый ум сумеет из отдельных фрагментов создать что-либо цельное по каждому учению римских юристов; но для подданных важно, чтобы право жило в головах всех судей и чиновников". Тибо и требовал составления общегерманского кодекса комиссией из представителей всех германских государств. Ответ Савиньи, чрезвычайно ценный по своим общефилософским взглядам (см. Историческая школа), не опроверг в сущности доводов Тибо в пользу К. общегерманского гражданского права, так как отрицал хорошее, потому что невозможно совершенное — ошибка, на которую указали ему и затем ряд его последователей защитники воззрений Тибо, между другими Гегель, в своей "Философии права". Общегерманское уложение, тем не менее, не было создано главным образом потому, что политическое единство Германии было фиктивно. Но с образованием северогерманского союза, а затем и германской империи идея К. находит себе осуществление в ряде законодательных актов. В конституции северогерманского союза было также постановлено кодифицировать общегерманское обязательственное право, более других отделов свободное от партикуляризмов и близкое к римскому. Однако скоро приходят к мысли о невозможности отделения обязательственного права от других частей и признают компетенцию германской имперской законодательной власти и по отношению к другим частям права. В 1874 г. решением союзного совета была учреждена комиссия для выработки плана и метода составления общегерманского гражданского уложения, а затем и комиссия для выработки проекта этого уложения. Она состояла из 11 членов, в огромном большинстве практиков, чтобы парализовать влияние отвлеченной романтической теории; во главе ее был поставлен также практик, президент высшего торгового суда, доктор Папе, затем умерший и замененный членом суда Иоховым (из Пруссии); из теоретиков были призваны только Виндшейд и Рот, а за смертью последнего и выходом из нее первого, обоих заместил Мандри. В члены комиссии выбраны представители разных немецких государств, во избежание преобладания правовых воззрений наиболее влиятельных из них, особенно прусского; с той же целью и разные отделы гражданского права отданы членам комиссии не столько по специальности каждого, сколько по принадлежности к тому или другому государству. Цель комиссии заключалась в выработке проекта общего гражданского права, с исключением торгового и ряда специальных: горного, лесного, водяного, ленного и мн. других, в организации которых сохранились особенности в отдельных местностях. По содержанию он должен был быть полным выражением действующего права, построенного на римских и германских началах в их органическом соединении, соответствовать научной и практической обработке источников этих прав и современному хозяйственному состоянию. Работа должна быть, по плану, творческой, а не компилятивной, и самостоятельной, а не подчиненного характера: ни одно из существующих уложений не могло быть положено в основание проекта. К 1-му января 1888 г. проект был готов и сделался предметом оживленного обсуждения в юридической литературе и общей печати, продолжающегося до сих пор. Сама комиссия выпустила его теперь во 2-м чтении. По-видимому, несмотря на сильные возражения многих представителей науки и практики, проект будет внесен в сравнительно непродолжительном времени в рейхстаг, между прочим, опять по политическим соображениям: новое уложение хотят сделать оплотом против социализма.

Проект представляется, несомненно, продуктом глубокой юридической мысли и опытности. Стоя целиком на почве действующего права и господствующего его понимания, не решаясь резко отступать от установленных жизнью уставов и воззрений, хотя с некоторыми из них не согласны и сами составители проекта (например брачное имущественное право), они в ряде случаев, однако, смело идут навстречу жизни, не стесняясь римскими учениями и литературными мнениями (представительство, договора в пользу 3-х лиц, организация юридических лиц и корпораций и мн. др.). В множестве постановлений они, по-видимому, вполне удовлетворяют и самым прогрессивным требованиям (отцовская и супружеская власть, опека, заключение брака и развод, в некоторых отношениях положение незаконных детей, узаконение и усыновление, некоторые положения вещного и наследственного права и т. д.). Лишь в некоторых отношениях они заслуживают серьезных упреков с этой точки зрения. Они излишне консервативны в проведении правила "Kauf bricht Miehte", вызвавшего общие возражения, вступают на неправильный путь, расширяя до бесконечности круг родственников, призываемых к наследованию, хотя сами сознают отсутствие в современной системе значения кровного родства и потребность сужения этого круга, слишком мало вводят ограничений в собственность и удерживают некоторые институты, которые должны бы быть выкинутыми. Многие из этих недостатков объясняются современным социально-экономическим положением Германии. Основы его — начало свободы личности, собственности и договора, строгая организация брака и наследования и т. д., — ввиду все увеличивающегося господства социалистических учений, получали иногда более резкое подчеркивание у составителей проекта. Проект уложения, несомненно, несколько запоздал с некоторыми своими положениями. Легко может быть, что, преследующий, между прочим, цель подавления социализма, он послужит предметом горячей борьбы и мотивом нового возбуждения сил последнего. С точки зрения системы и формы изложения проект производит то же впечатление глубоких научных познаний. Составленный по преимуществу практиками, кодекс, тем не менее, вышел в высшей степени замечательным теоретическим произведением, превосходящим многие пандектные курсы, часто и более отвлеченным в формулировке своих положений, чем эти последние. Конструкции и соображения составителей проекта относительно формы очень остроумны и соответствуют их намерениям. Но они в огромном большинстве случаев совершенно непонятны для обыкновенных граждан, да и от юристов потребуют усидчивой и продолжительной работы над их усвоением и разъяснением. Система кодекса оригинальна в том, что ставит обязательное право непосредственно за общей частью, довольно обширной; затем следуют вещное, семейное и наследственное права. Иначе говоря, технические юридические подробности, отнесенные французским кодексом на последнюю часть, здесь выступают на первый план, а конститутивные нормы вещного, семейного и наследственного права — на второй. Эта система — крайнее выражение отвлеченных учений немецкой романистической догматики. К тому же язык кодекса очень тяжел, однообразен и часто слишком искусственен. В общем кодекс краток (2164 §§), но §§ иногда очень длинны и захватывают много явлений, подведенных под одну норму. Влияние романистической догмы со всеми ее дурными сторонами проглядывает вообще на каждом шагу. Римского права, таким образом, проект не устраняет и чисто национальным уложением не является, но, несомненно, он естественный продукт всей предшествовавшей истории германского права (см.) и его современного положения.

4) Англия среди западноевропейских государств единственная страна, не обладающая К. гражданского права. Ее юридическое развитие, опираясь на ряд специальных законов и статутов, совершалось, подобно Риму, по преимуществу путем деятельности судей и юриспруденции, вследствие чего так называемое общее право Англии (common law) слагается столько же из ряда отдельных узаконений, сколько из ряда судебных решений и принципов, выработанных в течение долгого исторического хода ее жизни. Благодаря строгим традициям, поддерживаемым последовательно в судах, определенной системе воспитания юристов, развитому веками чувству законности и здравому смыслу, английские судьи, по-видимому, меньше, чем кто другой, чувствуют потребность в К. По крайней мере, обыкновенные возражения против нее часто слышатся, прежде всего, со стороны судей. К., впрочем, имеет ряд противников и среди общества, привыкшего руководствоваться старыми обычаями и развивать свою жизнь, не кладя наперед в основание этого развития готовой формулы, а лишь завершая ею тот или иной его результат. Тем не менее, потребность в К., по-видимому, растет все более и более, особенно в связи с все более и более выясняющейся потребностью вмешательства законодательства в гражданско-правовую жизнь и рядом законов, касающихся отдельных сторон гражданско-правовой жизни, изданных за последние годы (например закон о покупке движимостей 1893 г. и ряд других). Несмотря на ряд выдающихся ученых трудов по юриспруденции, состав английского права делается все менее и менее ясным, поскольку отдельные законы не соединяют в одно целое старых разнородных актов — задача, которую все чаще и чаще ставят себе упомянутые сейчас законодательные акты, делая, таким образом, как бы частичные опыты К. Но пока, во всяком случае, практически вопрос об общей К. гражданского права в Англии серьезно не был поставлен ни разу, и были лишь отдельные попытки и мнения в ее пользу. Первое из них принадлежит Бэкону, который требовал составления дигестов общего права и объединения в одно целое статутарного; в XVII столетии то же высказывал Hale, один из знаменитых юристов своего времени; в XVIII — Юнг, Баррингтон и др. Наиболее энергично вопрос поставлен был Иеремией Бентамом. Среди защитников К. мы встречаем в текущем столетии Ромильи, Остина, Гамонда, Мэна, Мэкинтоша, Пиля, Брума и др. Практический результат имело лишь предложение К. уголовного права, проект которого был выработан, хотя и не прошел, да опыты кодификации различных отделов права для колоний. Так в 1860 г. Индия получила кодексы уголовный и процессуальные (уголовные и гражданские); с 1865 по 1872 гг. были здесь же очень удачно кодифицированы и некоторые части гражданского права. В 187 7 г. вступил в силу новый устав гражданского судопроизводства. Несколько законодательных актов общего характера проведено было и в других колониях. В самой Англии попытки законодательных работ над К. общего гражданского права, а именно комиссии 1855, 1866 и 1875 гг., не имели даже результата К. уголовного права, хотя последняя комиссия также, как и ряд отдельных юристов, высказалась за полную возможность составить кодекс, объединяющий все составные элементы английского гражданского права. Мнение комиссии поддерживал и знаменитый юрист Стифен. В последнее время вопрос о К. гражданского права продолжает обсуждаться все с большей и большей настойчивостью. Попытка К. английского общего гражданского права сделана в отдельных штатах Америки. В последних издан ряд гражданских уложений, большинство которых основано на английском common law и лишь незначительное меньшинство носит характерные черты французского влияния (например уложение штата Луизианы). Наиболее замечательны те, которые созданы под влиянием нью-йоркского проекта гражданского кодекса. Составленный здесь в 1865 г. и видоизмененный в 1875 г., этот проект, несмотря на общепризнанные достоинства, не был принят конгрессом, благодаря, главным образом, оппозиции адвокатской корпорации, но зато послужил основой целого ряда законодательных кодексов других штатов: Калифорнии, Георгии, Дакоты, Огайо, Колорадо и Айдахо. Среди них обращает на себя внимание калифорнское гражданское уложение 1872 г., наиболее близкое к нью-йоркскому проекту и отличающееся выдающимися достоинствами. Оно переведено и на русский язык комиссией для составления русского гражданского уложения. Характерные особенности английского права выступают в этом уложении с полной рельефностью. Уложение дает прежде всего общую К. гражданского и торгового права, совершенно справедливо не проводя между этими юридическими областями принципиального различия, так как современное гражданское право гораздо более право оборота (торговое), чем обладания (гражданское в собственном смысле). Оно дает затем практически ясную и простую систему норм вместе с ясно, обще и точно выраженными постановлениями и правилами их толкования. Книга 1-я содержит постановления о лицах в их взаимных отношениях друг к другу (брак и развод, муж и жена, родители и дети, опекун и опекаемый, хозяева и слуги) и разного рода обществах (превосходный свод норм, касающихся всевозможных корпораций). Книга 2-я содержит нормы, касающиеся имуществ с разделением на две группы: движимые и недвижимые, способы приобретения имуществ, наследственное право и особые их виды. Книга 3-я — обязательства (общая часть и отдельные их виды). Книга 4-я — защита и нарушение прав, возмещение вреда и ущерба и т. д. Огромное достоинство уложения — отсутствие общей части и введение вместо нее придуманных правил толкования отдельных статей и отделов и особой (последняя) главы под заглавием: "правила юриспруденции". Заинтересованный в составе и смысле норм легко найдет ясные указания в кодексе по занимающему его вопросу и узнает, как нужно понимать кодекс. Судье он представляет широкий простор вместе с полной определенностью и безусловностью принципов, которыми он должен руководствоваться. Частности постановлений во многих случаях воспроизводят нормы английского common law (см. Общее право в Англии), хотя и содержат ряд специфических отличий, между которыми обращают на себя внимание постановления, касающиеся брака и развода. Почти единогласные отзывы юристов-теоретиков и практиков говорят о полной пригодности для жизни этого уложения, как и других К. американо-английского права. По всей вероятности, такова же будет и К. общеанглийского права, если ей суждено осуществиться.

5) Из истории К. гражданского права в других государствах следует упомянуть о кодификационных работах в Швейцарии, Швеции, Сербии и Черногории.

К. Швейцарии представляет интерес по особенностям развития права, созданного под разными влияниями, проникнутого рядом местных особенностей, отлившегося в отдельные уложения и тем не менее стремящегося к единству. Выражением последнего служит ряд законов, касающихся отдельных сторон права (брака и гражданского состояния и натурализации 1876 г. и гражданской правоспособности 1881 г.), и общий кодекс обязательственного права, изданный в 1883 г. Последний представляет замечательный опыт новейшей К. гражданского права и вводит ряд очень прогрессивных норм в область обязательств, хотя держится римской системы и воспроизводит романистические точки зрения. Не менее замечателен и один из партикулярных кодексов гражданского права Швейцарии — "гражданское уложение цюрихского кантона" 1856 г., — оригинальное произведение Блунчли, выдерживающее самое строгое сравнение с лучшими европейскими К. Принципы теории сочетались здесь органически со старыми обычаями местности. Система, язык и содержание постановлений отличаются простотой, ясностью, доступностью и вместе с тем глубиной и практичностью. Оно сильно повлияло на партикулярные кодексы других кантонов Швейцарии, а также и на позднейшие европейские К.: саксонскую и общегерманскую. Общешвейцарский кодекс обязательного права берет из него целые отделы. Он, как кодекс обязательного права, переведен на русский язык и служит руководством для составителей и русского гражданского уложения.

Шведское уложение 1736 г., обнимающее гражданское, уголовное и процессуальное право и представляющее до сих пор действующее право Финляндии с соответствующими новым потребностям видоизменениями, отличается рядом самостоятельных особенностей, дающих ему место в ряду наиболее оригинальных К. Древность кодекса, старейшего из действующих европейских, и его жизненность наиболее наглядно указывают на его выдающиеся качества. Комиссия для его составления назначена была еще в 1686 г., но окончила работу лишь в 1723 г. В 1824 г. назначена новая комиссия для его пересмотра, затем проект оценивался и рассматривался различными сведущими людьми, а с 1731 г. рейхстагом, пока в 1736 г. не опубликован окончательно. И система, и постановления характерны по отсутствию влияния римского права и абстрактных учений юриспруденции. Отдел 1-й кодекса говорит о браке, разводе и супружеских правах и обязанностях; отдел 2-й — о наследстве и опеке; 3-й — о недвижимостях; 4-й — о строении; 5-й — о торговле, где постановления о промыслах, литературной собственности и обязательствах. Остальные обнимают преступления, наказания и судопроизводство. Ясность и простота языка, богатство норм, их национальный характер, соответствие быту и потребностям, полная доступность кодекса населению вообще составили ему большую славу, несмотря на смешение норм полицейского, уголовного и гражданского права, обширность кодекса и отсутствие общего счета статей, вместо которого в кодексе особый счет по каждому подразделению отдела. Кодекс переведен на русский язык профессором Кр. Малышевым, под названием: "Общее уложение и дополнительные к нему статьи Финляндии" (СПб., 1891).

Сербское гражданское уложение является первым опытом применения к праву южных славян постановлений западноевропейского законодательства и сочетания их с местными особенностями страны, нередко очень типичными и принципиально противоположными западноевропейским. Первые попытки дать цельное законодательство для Сербии относятся к правлению Милоша, который, по-видимому, думал подарить сербов переводом французского кодекса. Однако, в Сербии не нашлось даже людей, способных понимать выражения европейских кодексов. В 1836 г. были, поэтому, приглашены составители кодекса из Венгрии, работа которых, проект гражданского уложения, получила законодательную силу 25 марта 1844 г. при князе Александре Карагеоргиевиче. Представляя собой почти полный перевод австрийского гражданского уложения, сербское содержит, однако, национальные особенности в организации юридических отношений. Попытки видоизменить действовавшее обычное право сербов в духе австрийского законодательства, сделанные составителями кодекса, встретили оппозицию населения и князя, почему и не были проведены. Органического сочетания норм старого обычного славянского права и норм европейского права сербское уложение, однако, не дает. Соединение часто только механического свойства.

Черногорский имущественный законник. До конца прошлого века страна представляла собой, в юридическом отношении, образец первобытного строя отношений, основанных на личной воле и власти отдельных групп и союзов, на которые распадалось население. Полное господство кровной мести наиболее характеризует это положение дела. В 1796 г. издается 1-й устав владыки Петра I, в 1803 г. — второй, направленные к устроению юридического порядка. Уставы уничтожают кровную месть, вводят определенный порядок судопроизводства, утверждают основы управления страной и, таким образом, закладывают прочные основы права. Через 50 лет, в 1855 г., появляется "общий земский законник", изданный князем Даниилом и содержащий в себе постановления уголовного, государственного, гражданского и административного права. Сравнение его норм со старыми показывает огромный успех в организации страны и взаимных отношений ее жителей. Кровная месть исчезла, власть племенных и родовых судов ограничена, центральное управление все более и более развивает свою деятельность. Утверждены и определены юридически основы частного права: родительская власть, собственность, брак, развод, наследование, акты о передаче имуществ и т. д. С достижением страной полной независимости и обращением ее в самостоятельное государство, потребность в законном порядке отношений еще больше выросла. Удачный выбор кодификатора (см. Богишич) определил и успех дела. Составитель утвердил в стране общие начала западноевропейского права там, где они уже имели почву в виде личной собственности и лишь в некоторых случаях расширил ее область (например признав право на личный заработок члена семьи, которому позволено работать на себя). Он тщательно разграничил все виды и формы обладания имуществами, на основании внимательного изучения действовавших обычаев, не вводя предвзятых юридических идей нового порядка отношений; таким же способом разграничены отдельные виды договоров в их обычной форме, особенно различные виды найма имуществ, скота и других предметов, важных в быту Черногории, займа поклажи и т. д. Превосходная простая система и ясный народный язык увеличивают достоинства кодекса, обеспечивая ему полную жизненность. Кодекс разделен на 6 отделов: 1) основные предписания о применении его законов (25 статей); 2) постановления о собственности и других вещных правах; 3) о купле и других договорах — специальные правила, касающиеся каждого вида; 4) общие правила, касающиеся всех обязательств и договоров; 5) постановления о лицах и их правоспособности, с нормами, касающимися общего семейного имущества, прав родов (братств), монастырей, церквей и правительства. В 6 отделе содержатся объяснения, определения, дополнения и толкования юридических выражений, кладущие основание развитию юридических понятий и юриспруденции. Весь кодекс состоит из 1031 статьи.

Кодификационная деятельность в области гражданского права в XIX столетии не ограничивается названными странами, а захватывает и все другие европейские (Испания, Венгрия и т. д.) и внеевропейские земли (Япония, различные колонии Азии и Африки, целый ряд отдельных государств Америки), свидетельствуя о растущей потребности законодательного вмешательства и в гражданско-правовую жизнь и об образовании общего гражданского права, все более и более освобождающегося от оков национальности или господства римского права. Огромное множество и этих уложений по существу своих норм представляют разительное сходство и разнятся лишь степенью умения приспособить эти общие начала права к местным особенностям и выразить их соответственно уровню понимания страны.

6) К. гражданского права в России, если судить по постоянным стремлениям к ее совершению, была, по-видимому, одной из насущных потребностей страны. Однако, до сих пор мы не имеем удачного опыта ее завершения. Русские "гражданские законы" (см.) такого опыта отнюдь не представляют; работы новой комиссии 1882 г. до сих пор не закончены, и вопрос о возможности К. при современных условиях, несмотря на существование комиссии, решается далеко не единогласно. Существуют специальные причины неудач, встречавшиеся и на Западе (в период К.), но сочетавшиеся особенно неблагоприятно в России. Законодательные материалы, которые могли бы служить основой К., в силу особых политических и культурных условий развития, всегда у нас были скудны и восполнялись из случайных источников. Ко времени образования общей объединительной тенденции в законодательстве Московского государства "Русская Правда" (см.), наиболее общий источник русского права, совершенно стареет и прекращает свое действие; на первом плане остаются почти единственными источниками писанного светского права Псковская и Новгородская судные грамоты (см.), т. е. памятники права отдельных местностей. На этой почве вырастают первые опыты К. — Судебники (см.), захватывающие сколько-нибудь полно лишь процессуальное право и едва касающиеся гражданского. Их роль в дальнейшей истории законодательства определяется по преимуществу тем, что они являются средоточием разных дополнений, перемен и новых норм, вызываемых ходом жизни. Обращение к судебникам в практике каждый раз лишь подчеркивало их недостаточность и вызывало на новое творчество. Почвы для последнего, однако, никогда не существовало. Изучения и исследования хода народной жизни не было, и новые указы, издававшиеся в дополнение к судебникам, черпают нормы столько же из соображений данной минуты, сколько и из чужих источников, случайно попавших в руки. Литовский статут (см.) служит в этом отношении особенно полезную службу. Противоречия указов и разнохарактерность основ юридических норм делают из права не цельную систему, живущую в традиции у судей и администраторов, а беспорядочную груду указов по отдельным ведомствам. Уложение Алексея Михайловича (см.) — снова памятник, являющийся больше сводом старых законов, чем кодификацией, притом сводом общего права, государственного, гражданского, уголовного и процессуального, а не специальных его отделов. Принципиальной разработки основ права этот памятник никогда и не преследовал. Неполнота его обнаруживается, поэтому, тотчас по его издании. Следует бесконечное множество новоуказных статей к уложению и указов, регулирующих отдельные случаи и вызванных потребностями данного времени. Судьи, администраторы и обыватели опять стоят перед грудой противоречивых и неясных узаконений без установившихся или последовательно проводимых в жизнь норм. Снова возникает речь об объединении указов и законов, о создании новой К., которая сразу дала бы право стране в полном объеме. В XVIII в. законодательные комиссии для составления уложения следуют одна за другой и передают свои задачи XIX в. вместе со своими неудачами. В 1700 г. велено было Петром согласить Уложение с новоуказными статьями и боярскими приговорами. Комиссия для этого составляется из 71 человека (члены боярской думы и стольники) и носит название палаты об уложении или уложенной палаты. К 1703 г. палата составляет "новоуложенную книгу", которая, однако, утверждения не получает, как кажется, вследствие неполноты и пропуска многих указов. В 1714 г. следует новый приказ, которым повелевалось составить новое уложение из старого и не противоречащих ему дополнительных указов. Работа поручается канцелярии земских дел и поместному приказу, которые к 1718 г. представляют проект части "Сводного уложения", не получающий, однако, одобрения законодателя. Новый ход работы по составлению уложения, начатый с 1719 г., указывает на то, что простая сводная работа из старых указов уже не удовлетворяет Петра: он познакомился с кодексами иного характера, для которых у нас не было ни подготовленной почвы, ни сил. Указом 1719 г. сенату было приказано слушать шведское уложение, а из своего выбирать те постановления, которые или больше, чем шведские нормы, подходят к русской жизни, или "важнее" шведских, — "для поместных же дел взять права эстляндские и лифляндские, ибо оные сходнее и почитай одним манером владение имеют, как у нас". К 1720 г. работа должна была быть сенатом окончена; в действительности с этого года только начала действовать комиссия, выбранная для этой цели сенатом, из 8 человек, в том числе уже трех иностранцев, продолжавшая свое существование и при Екатерине I с новым характерным отличием. Екатерина приказывает "быть при том сочинении (уложения) членам из духовных, из военных, из гражданских и из магистрата по две персоны". Недостаток собственного права привел при Петре к заимствованиям подходящего к русскому быту из иностранных кодексов, а необходимость определения того, что подходит к этому быту, снова привела к обращению к представителям общества. В последнем отношении приказ Екатерины — лишь некоторым образом осуществление мысли Посошкова, высказанной незадолго перед тем: "правосудное установление есть самое важное дело и его необходимо было создать таким образом, чтобы оно было незыблемо и прочно. А достигнуть этого невозможно, иначе, как при помощи земского собора и свободы слова... необходимо обращаться за советом ко всему народу в таких случаях, как установление правосудия и сочинение нового уложения". Однако, созданная приказом Екатерины I форма участия народного элемента в законодательстве была еще более неудовлетворительной, чем та, какая существовала в Московском государстве и содействие его не привело ни к какому результату. За этой комиссией следует ряд других, с попытками сочетать административный труд с участием представителей разных сословий (1728, 1730, 1754, 1761 гг.), но ни одна из них не сделала ничего серьезного для кодификации гражданского права. Екатерининская комиссия 1767 г. является заключительным звеном в этих попытках и обнаруживает больше всего основную причину кодификационных неудач — неустройство отдельных сторон быта, ярко подчеркнутое наказами. Прежде чем создавать общие нормы, следовало установить частные. После екатерининской комиссии снова выступают на путь административно-законодательного творчества при помощи иностранных уложений. После неудачной комиссии 1796 года, при Александре I, выражением этого стремления явился проект гражданского уложения 1808—1814 гг. (см. Уложение гражданское), представлявший в значительной степени перевод французского кодекса. Неудача этого проекта приводит в царствование Николая I снова к Своду законов (см.), каким были судебники и Уложение Алексея Михайловича. Недостатки свода восполнила судебная практика, развившаяся после издания судебных уставов — лучшего кодификационного памятника века, долженствовавшего быть предшественником, как и везде, гражданского уложения. Paботы новой комиссии 1882 г., учрежденной для цели создания последнего под председательством Стояновского (см.), продолжающей действовать и теперь, довольно замедлились, и хотя комиссия в недавнем сообщении указывает на ряд выработанных ею проектов (опекунский и вотчинный уставы уже изданы в свет), однако, результаты ее деятельности еще чрезвычайно сомнительны: работы, по-видимому, приняли снова чисто теоретический характер сводки западноевропейских уложений и снова подчеркивают неподготовленность многих сторон быта к К.

Литература. Пахман, "История кодификации гражданского права" (СПб., 1876); Behrend, "Die neueren Privatrechts-Kodificationen und der Entwurf eines b ü rgerlichen Gesetzbuches" (в "Holtzendorff's Encyklop ä die", изд. 1890 г.); Schwarz, "Die Geschichte der Priva trechtlichen Kodificationsbestrebungen und Entstehungsgeschichte des Entwurfes eines bürgerlich. Gesetzbuches fü r das deutsche Reich" (Берлин, 1889); A. Amiaud, "Aper çu de l'état actuel des legislations civiles de l'Europe et de l'Amé rique" (П., 1884). Предисловия к изданным в русском переводе комиссией по составлению уложению иностранным кодексам: Savigny, "V. Beruf etc." (1814); Thibaut, "Ueber Notwendigkeit..." (1814); Kitka, "Ueber das Verfahren bei Abfassung der Gesetzb ücher" (1838); Roussel, "De la rédaction et de la codification rationelle des lois" (1858); Ginaulhiac, "De la codification et de son influence sur la legislation et sur la science du droit" (1862).

В. Нечаев.

Кодификационный отдел при государственном совете. — В замен II отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, в котором со времен императора Николая I сосредоточены были К. работы, особым совещанием в 1881 г. предположено было образовать при государственном совете особое учреждение, Кодификационный отдел, с тем, чтобы круг деятельности его был строго ограничен пределами кодификации, с освобождением его от лежавших на II-м отделении консультативных и законодательных работ. Предложения эти были Высочайше утверждены 23 января 1882 г., а 9 марта 1883 г. Высочайше одобрено было и заключение другого особого совещания, признавшего, что, вслед за новым изданием свода законов, К. отдел должен войти в состав государственной канцелярии. Образованный в 1882 г. кодификационный отдел при государственном совете состоял в ведении особого главноуправляющего, пользовавшегося правом всеподданнейших докладов. Товарищу его были присвоены права и обязанности товарища министра. В распоряжении главноуправляющего находилась государственная типография. Связь К. отдела с государственным советом выражалась в том, что главноуправляющий отделом назначался Высочайшей властью из числа членов государственного совета, и по должности своей присутствовал в департаменте законов. На К. отдел возложены были продолжение полного Собрания Законов и переработка Свода Законов. С 1882 по 1893 гг. К. отдел, главноуправляющим которого состоял в 1882 г. Е. П. Старицкий, а с 1884 г. — Э. В. Фриш, изготовил и обнародовал: а) полное собрание Законов с 1880 по 1890 гг.; б) новые издания I, II, V, VI, VII, 1 ч. VIII, 1 и 2 ч. Х (законы межевые), 1 ч. XI (уставы учебных заведений), 2 ч. XI, XIII, XIV и 1 ч. XV тома Свода Законов; в) новые издания некоторых частей томов III, IV и XII; д) продолжения Свода 1883, 1886, 1887, 1889, 1890, 1891 и 1893 гг. В особую заслугу К. отдела должно быть поставлено издание в 1883 г., в виде одного целого, судебных уставов императора Александра II, которые в 1876 г. были распределены по различным томам свода законов. В 1892 г. из судебных уставов (сохранивших характер особого кодекса), правил об устройстве судебной части и производстве судебных дел в местностях, в которых введено положение о земских участковых начальниках, учреждения местных судебных установлений прежнего устройства и законов о судопроизводстве, образован был новый XVI том свода законов. К. отдел впервые выпустил в обращение удешевленные издания некоторых частей Свода Законов (и законов остзейских), в виде книжек небольшого формата. По окончании всех этих работ признано было своевременным осуществить предположенное еще в 1883 г. решение о полном объединении К. и законодательной частей в ведомстве государственного совета. В силу Указов 18 сентября и 27 декабря 1893 г. К. отдел с 1 января 1894 г. упразднен; все дела и функции его, вместе с государственной типографией и архивом, перешли к государственной канцелярии, а права и обязанности главноуправляющего К. отделом — к государственному секретарю, которому предоставлено: 1) входить с представлениями в государственный совет и в том случае, когда окажется необходимым сделать столь существенные, против прежнего издания, изменения в расположении или изложении узаконений, что от этого могло бы измениться значение закона, и 2) при рассмотрении дел в государственном совете представлять, в случае надобности, объяснения и заключения об отношении обсуждаемого вопроса к постановлениям действующего законодательства и к разработке свода законов. При этом учреждена была должность товарища государственного секретаря, с правами и обязанностями товарища министра, а в составе государственной канцелярии образовано отделение свода законов, состоящее в ведении особого статс-секретаря. В государственную канцелярию доставляются все узаконения и указы, которые состоялись помимо государственного совета и по существу своему подлежат внесению в полное собрание или свод законов, а равно мотивы к ним, если только последние не требуют почему-либо особой тайны.

А. Я.